Государственный секретарь Рендсбург[324] – бур – передает привет из Южной Африки от министра обороны Пирова[325], с которыми я беседовал здесь несколько лет назад. Он тоже читал мои книги и выражает радость по случаю того, что я принял его у себя.
В визитах всех этих людей из разных государств, которые знакомы с моей работой, есть нечто, несущее глубокое удовлетворение. Несколько месяцев назад на одном из приемов В[нешне]п[олитического] в[едомства] ко мне обратился еще один выходец из Южной Африки. Он выучил немецкий за полгода и постоянно читал «Миф». «Я думаю, – сказал он, – что даже если пройдет 1000 лет, ваша работа не канет в Лету. Для меня и для многих других эта книга стала новой Библией». Еще один эпизод. Некоторое время назад здесь был шейх из Ирана, соратник нынешнего шаха. Он привез мне в подарок инкрустированный мозаикой портсигар с изображением свастики. А еще фотоснимки зданий в Иране, на которых изображена свастика. Иранский посланник говорил об арийском обновлении Ирана. Министр иностранных дел Афганистана[326], приглашенный ко мне на завтрак, пишет объемную работу, посвященную арийским памятникам в Афганистане. Из Америки я получаю письма от совершенно неизвестных мне людей, в которых те выражают свой восторг. Французский перевод «Мифа» готов. Я собираюсь его прочесть. Когда книга выйдет из печати, французское духовенство узнает, что такое эффект разорвавшейся бомбы[327].
Завтра: завтрак с наследным принцем Швеции[328]. Затем я даю ужин для кронпринца Греции[329]. Он хочет, чтобы эллинская фаланга в обстановке строгой секретности прошла подготовку в Г[ермании], я собираюсь дать ему кое-какие советы. В то же время эта беседа станет подготовкой к моему уже запланированному на октябрь визиту в Афины, куда меня пригласил министр Луварис[330] и где я нанесу визит королю[331].
От Министерства по делам церкви поступила информация, что Керрл, по-видимому, не справляется со своей задачей в том смысле, что ему не удается упразднить церковные комитеты. В отличие от многих поддавшихся приступу беспокойства и потому искавших у меня поддержки, я следил за этим экспериментом с величайшим спокойствием. Керрл, первоначально не имевший в своем распоряжении сотрудников, одобрил три названных мною кандидатуры. Позже он счел необходимым внять иным мнениям: рутина старой бюрократии и стремление продемонстрировать «организационный порядок» сделали свое дело. В дополнение к этому благочестивые речи Керрла по сути своей не являлись продуманной тактикой переходного периода, они демонстрировали его моральные убеждения. В этом заключалась и заключается опасность, ибо национал – социалист, откровенно пятясь назад, пытается свести на нет достигнутое. Философские взгляды Керрла довольно примитивны, его религиозные представления застряли на уровне теорий о «германских христианах». В личном плане он, в общем, имеет на это право, но, будучи лицом официальным, не может провозглашать это частью концепции движения. Сами по себе такие обывательские взгляды, возможно, и хороши, ибо могут сослужить службу в словесной перепалке, особенно с учетом того обстоятельства, что вести борьбу с церковью в обозримом будущем мы не намерены. На государственном уровне надлежит делать то, что является жизненно необходимым, выступая на конференциях в гау и во время других важных мероприятий, я формулирую абсолютно четкую позицию. Вся здоровая партия идет за мной и расценивает Министерство по делам церкви как необходимое зло, причем степень убежденности в его необходимости постоянно уменьшается. Партия на периферии приходит в ярость по той причине, что церковные комитеты в гау приводят заинтересованных к «присяге на верность вероучению». Это тоже во благо, ибо все, что происходит, в конце концов должно направиться в русло, уготованное этому в первую очередь мной.