— Заводи, вперед!
И, переключившись уже на внешнюю связь, бросил в эфир:
— «Сосна», я «Чайка». Делай, как я!
Это — Кондрашину.
Что они уже на мосту, Малов понял по гулу настила. Теперь бы поскорее проскочить на тот берег.
Мост оказался длиной метров сто, не меньше.
— Дима, теперь круто вправо, уходи с дороги, — приказал Малов. И тут же предупредил: — Смотри в оба, где-то здесь наши разведчики с саперами. Включи-ка на время фару.
Но лучше бы этого было не делать. Едва лучик фары прорезал ночную мглу, как неподалеку от их тридцатьчетверки разорвался снаряд. Затем еще и еще.
— Выключи свет! — крикнул Малов. — Движение — по фронту! Туда — обратно. Веди машину зигзагами.
По вспышкам выстрелов Малов определил, что вражеские батареи расположены у леса, по обе стороны дороги. Мелькнула тревожная мысль: как бы Кондрашин не напоролся на эти орудия. Хотя они и условились, что он сразу же возьмет влево.
Кстати, проскочил танк Кондрашина вслед за его тридцатьчетверкой или нет?
Решил связаться с напарником. Включил приемник на передачу, запросил:
— Я «Чайка», я «Чайка». «Сосна», как слышишь меня, прием...
Молчание. В наушниках — лишь треск эфира. Что за чертовщина? Почему Кондрашин не отвечает? Вышла из строя рация? Маловероятно... Но что же тогда случилось?..
— «Сосна», я «Чайка», как меня слышишь? Как слышишь, «Сосна», прием!
Молчание...
Этого еще не хватало! Выходит, он один на этом берегу? Да-а, дела! Как же докладывать командованию? Все, как есть?.. Нет, нужно подождать до рассвета. А там видно будет. Может, действительно у Кондрашина просто рация вышла из строя.
Подкрутил рукоятку настройки. Нашел волну командира бригады, передал:
— Я «Чайка», я «Чайка». «Стрела», слышишь меня? Мост проскочил. Две немецкие батареи ведут огонь. Я «Чайка», прием...
Спокойный голос Соммера ответил с того берега без промедления:
— «Чайка», я «Стрела». Вас понял. Держитесь до подхода главных сил!
— «Стрела», я «Чайка». Будем держаться. Выстоим!
Но где же все-таки Кондрашин?.. Сменил волну, вновь начал вызывать:
— «Сосна», я «Чайка», слышишь меня? «Сосна»...
И вдруг волна ожила! Выдала хрипловатое:
— «Чайка», я «Сосна», мы застряли. Слышишь, «Чайка», мы застряли! Принимаю меры. Конец связи...
Теперь Малов испытывал сразу два чувства. С одной стороны, облегчение: Кондрашин наконец-то отозвался.
А с другой — непроходящую тревогу. Значит, на напарника рассчитывать не приходится. «Ну что ж, будем держаться наличными силами! — приказал сам себе Малов. — Не впервой. Тем более, что сейчас пехотное прикрытие имеется. Кстати, как там мой десант? — Высунулся из люка, глянул за башню. — Спешились. Правильно сделали, могло и осколками посечь. Теперь окопаются, приготовятся. Что-то будет, когда рассветет?..»