Темп погружения в таинства наук, избранный ею, был настолько интенсивен, что не обошлось без хлопот со здоровьем — во время лекций Лу неоднократно падала в обморок.
В тот период Гийо работал в голландском посольстве: моряков необходимо было приводить к присяге, посему потребовалось создать пост священника. Он проповедовал в капелле на Невском как на немецком, так и на голландском языках.
«Я не пропускала ни одной проповеди в силу любопытства видеть, испытывают ли присутствующие надлежащий подъём и достаточно ли они пленены (он был блестящим оратором)».
Пастор целиком вовлек Лу в работу, она росла стремительно. Это была увлекательнейшая учёба и творческая деятельность до изнеможения. Лу часто писала для Гийо проповеди.
«Закончилось это в тот день, когда в творческом пылу я не воспротивилась искушению выбрать тему „Имя как звук и дым“ вместо библейской цитаты. Это стоило ему выговора папского посла, о котором он мне сообщил с явно расстроенным видом».
В те времена, вспоминала Лу, в Гийо ей виделся Бог, и она поклонялась ему, как Богу. Драма назревала с неизбежностью. Чтобы предсказать её, не требовалось особой проницательности. Экзальтированная девичья идеализация должна была натолкнуться на живого человека.
«Гийо был мужчиной, которого я обожествляла и которого, вне этого усилия мифотворчества, я не могла ясно воспринимать. Между тем это обожествление было мне выгодно, так как… оказывалось необходимым для моей полноценной самореализации. Впрочем, амбивалентная установка, которая всегда лежала в основе моей личности, по отношению к нему проявилась в том странном факте, что я никогда не была с ним „на ты“, даже когда он обращался ко мне именно так, и это невзирая на то, что мы вели себя как любовники, на деле ими не являясь. Моя жизнь протекала в интимных нюансах, — и „ты“ не могло их передать…
Таким образом, мой учитель, вопреки суровости, неизбежно становился достаточно расточительным, каким был когда-то „Божественный дед“ моей детской религии, который всегда внимал зову моих желаний: господин и средство сразу, проводник и соблазнитель, он, казалось, служил всем моим незамутнённым намерениям. Но, насколько он вынужден был остаться для меня в некотором роде замещением, двойником, возвращением к утраченному Доброму Богу, настолько он был не способен дать мне подлинно человеческую развязку нашей истории любви».
Они неуклонно сближались, и это было мучительно для обоих. Однажды Лу потеряла сознание, сидя на коленях у пастора. Атмосфера лекций была тайной, не раз он просил слуг о молчании, вынашивая далёкие от диктуемого материала планы… Дух конспирации, нежные рукопожатия, отеческие поцелуи Гийо и определённый уровень интимного напряжения, царящий в этой нестандартной ситуации, должны были мало-помалу пробудить её женственность.