«Я бегом направился к дому Ельциных…
Вбегаю на второй этаж, открываю дверь спальной — на кровати сидел полураздетый, старый, обрюзгший человек. Похоже, сильно усталый, невыспавшийся. Он даже не реагировал на моё шумное вторжение, голова склонена чуть ли не до колен, был безучастен. Я несколько секунд с удивлением смотрел на него, не понимая его состояния, затем подошёл вплотную, полуобнял его вялое, крупное тело и сказал, стараясь как можно мягче: «Вставайте, Борис Николаевич, приводите себя в порядок. У нас появились новые дела, нужно действовать».
(Примерно такую же картину обрисовал Хасбулатов во время беседы с ним автора.)
Дальнейшее поведение Ельцина как-то не согласуется с бытовавшими тогда рассказами «демократов» о его волевом характере и проявленной в этот день отваге, которые, казалось бы, подтверждал и известный снимок Ельцина на танке перед «Белым домом», почти ничем не уступающий знаменитой картине художника И. Тоидзе «Призыв вождя», запечатлевшей выступление Ленина с броневика у Финляндского вокзала в апреле 1917 года. Краткая история сюжета «Ельцин на танке» такова. Уговорил Ельцина (к тому времени уже умытого, побритого и поправившего здоровье «после вчерашнего») залезть на танк всё тот же Хасбулатов. Ельцин сопротивлялся: «Что вы, меня ведь убить могут!» Хасбулатов успокаивал: «Никакой угрозы нет, Борис Николаевич».
О том, что никакой угрозы действительно не бьыо, Руслан Имранович был прекрасно осведомлён. Как, впрочем, и Ельцин, который, несмотря на это, несколько дней не мог преодолеть охватившего его панического страха. Так, ночью 20 августа он надумал бежать в американское посольство, чтобы сформировать там с помощью американских друзей «правительство в Свердловске» или «правительство в изгнании в Париже». Но, в конце концов, возобладал «патриотизм» — сердцам настоящих россиян Архангельское несравнимо ближе.
Не мог унять страх и И. С. Силаев, тогдашний председатель Совета министров РСФСР. Все три дня 19–21 августа он жил ожиданием неминуемого ареста или покушения и не находил себе места. Хасбулатов опубликовал содержание его прощального звонка в «Белый дом»: «Руслан Имранович, прощайте. Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет кончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома. Прощайте…»[189] (немножко лукавит Иван Степанович — не у себя дома он отсиживался).
Люди порядочные обычно объясняют свой страх приступами минутной слабости. Другие…
Спустя некоторое время в печать была запущена нелепая выдумка о якобы имевшемся у ГКЧП намерении физически устранить со своего пути ряд «революционеров» горбачёвско-ельцинского призыва. В зависимости от фантазий количество лиц, якобы внесённых гэкачепистами в «расстрельный список», колебалось от тридцати до восьмидесяти человек. Гавриил Попов, например, бахвалился своим почётным вторым местом в этом списке (не отбирать же, в самом деле, лавры главного «революционера» у Ельцина). Через 20 лет после событий Иван Силаев заявил о том, что он видел список собственными глазами. Ведь надо же человеку как-то оправдаться за свои призывы расстрелять всех членов ГКЧП, а Крючкова — в первую очередь. Как Силаев пояснил, «это было спонтанное высказывание революционера. Я тогда ощущал себя участником процессов, в которых действуют законы революционного времени»