Другое письмо написано чуть позже: «Яблоки есть ещё — 5 шт. Я ведь Серёже перед твоими покупала 1,5 кг».
Заботы повседневные: «Была у Иры. Она привезла Серёже хорошенький костюмчик за 13 р. Во какой хороший, и дёшево! К лету можно будет купить ещё. Книгу самую главную «Литературное чтение в школе» достала, не надо теперь».
И ещё: «Ухожу в школу к 8 ч. утра, прихожу в 4–5 ч. вечера. И почти ежедневные собрания, совещания, политучёба, и всё — вечерами. К урокам готовиться нет совсем времени. Вот приедешь — увидишь. Вернее, меня-то будешь мало видеть».
Письмо от 8 мая 1952 года: «Получила перевод. Пойду и отдам за квартиру. Себе оставлю 30 р., есть у меня ещё 30 р.».
А сколько восторгов, когда удалось купить сыну велосипед! «Научился кататься сразу. Он всё делает сразу. Сразу бросил грудь сосать, сразу пошёл, сразу стал говорить! Да ещё как катается! И назад, и вперёд, и рулит даже! Так что к твоему приезду будет велосипедист в совершенстве».
…Крошечная комнатка общежития ВДШ в Стремянном переулке насчитывала шесть квадратных метров на двоих, но о лучших условиях Крючков и не мечтал. Не отличалось простором и здание дипшколы, находившееся неподалёку от Красных Ворот. Но главное — в нём была прекрасная библиотека, которая просто поразила Владимира Александровича, жадного до чтения, своим богатством. В ней он и проводил практически всё свободное от занятий время, благо в подвальном помещении школы находился уютный и недорогой буфет.
Совершенно неожиданно Крючков приобрёл известность среди слушателей — часто в коридорах он ловил на себе любопытные взгляды и слышал примерно одну и ту же фразу: «Вон идёт тот самый чудак, который учит венгерский!»
Венгерский язык с его немыслимыми по сложности грамматическими конструкциями, невероятным количеством падежей казался для слушателей ВДШ чем-то непостижимым. Тем более что на глазах у всего потока двое других слушателей, приступивших к его изучению вместе с Крючковым, через несколько занятий обратились к руководству школы разрешить им изучать другой язык, так как венгерский оказался им не под силу. Группа распалась, и все три года Владимир Александрович штурмовал казавшийся другим непреступным предмет один на один с преподавателем. Справился, и неплохо.
Известен такой случай. Когда Крючков уже находился на пенсии, к нему обратились венгерские журналисты с просьбой дать интервью для одного из будапештских изданий. Журналисты пришли с переводчиком, но он не понадобился. Две вещи поразили журналистов на состоявшейся в московской квартире Крючковых встрече: скромность обстановки и прекрасный венгерский хозяина квартиры. А ведь к тому времени у Владимира Александровича почти сорок лет не было языковой практики. Впрочем, точнее будет сказать: не было разговорной практики. Среди газет и журналов, которые ложились по утрам на его рабочий стол, всегда присутствовала венгерская «Непсабадшаг» — центральный орган Венгерской социалистической рабочей партии. Знал он и венгерскую художественную литературу, любил поэзию Шандора Петёфи, читал книги по истории страны. М. Б. Катышев (в 1990-е годы — начальник Главного следственного управления Генеральной прокуратуры, заместитель Генерального прокурора РФ), который хорошо был знаком с Крючковым, вспоминает, как подарил ему в день рождения редкую книгу по истории Венгрии на венгерском языке. Надо было видеть, какой радостью засветилось лицо Крючкова, который долго не мог от неё оторваться…