Но, все же, тот факт, что он понимал, кто именно перед ним стоит, говорил о его догадливости. Поступки Сэтоши сделали его довольно смышленым в моих глазах. Как бы я ни старался конспирироваться, этот ирод все равно меня преследовал.
«Да, уже слышали, можно уже придумать что-нибудь новенькое?»
Скинув с себя капюшон и медленно стянув солнцезащитные очки, я присел на корты, посмотрев в его глаз.
— Я? — приподнял я демонстративно бровь и натянул улыбку. — Сдохну?
И вот, в очередной раз, увидев мое настоящее лицо, брови моего противника начинают стремительно ползти наверх. Удивление и отчаяние с особой силой выражаются на его лице, крича о том, что ожидания его не оправдались.
— Ты… — не веря своему левому глазу, разглядывал мое лицо мужчина. — Мальчишка… — тяжело сглотнул.
К слову, это еще один мой плюс. Мало кто вообще может вообразить себе, что я ребенок. Обычно подобными вещами дети не занимаются. Сидят в своих школах и делают уроки, стараясь не выходить из дома, когда видят опасность.
— Обидно, что тебя уделал несовершеннолетний пацан? — хмыкнул я, достав из его кармана сигарету и положив ту себе в рот. — Сигаретку будешь?
Да, повторюсь, я периодически покуривал, когда нервничал, да и не делал это постоянно по еще двум причинам. Первая — высокая стоимость пачки сигарет. Для меня высокая. Вторая — женщина, которая считает себя моей матерью, меня просто убьет, если учует запах дыма изо рта.
— Как? — продолжая смотреть мне в лицо, протянул тот. — Ты же…
— Мальчишка, да, ты уже говорил… — закивал я, подводя к своей сигарете язык пламени, исходящий от зажигалки. — Лучше скажи, кто такой Такаши Фудзивара? Брат, сын, либо просто однофамилец, который по счастливой случайности связался с тобой? — Его брови тут же вздернулись вверх от удивления.
— М-мерзавец… — прошипел тот, поморщившись. Из глаз его потекли слезы. — Ты его не тронешь, ублюдок…
И все же Сэтоши отлично меня знал. От этого и слезы на глазах.
Нет, я не тот безжалостный злодей, который убивает сыновей своих врагов, насилует дочерей и втыкает нож в спину соблазненным женам. Мне сопереживание и эмпатия чуждыми не являлись. Единственной причиной, по которой я мог покуситься на жизнь человека — наличие угрозы.
— Знаешь ведь, что не люблю, когда на меня начинают копать… — процедил я, резко сменив тон на более серьезный. — Зачем делаешь это? Ладно сам, но близких в свои темные делишки посвящать уже совсем свинством попахивает, тебе так не кажется?
— С чего ты взял, что он что-то знает?! — подбородок главы преступного клана подрагивал, но он старался делать вид, что ему не так и важна жизнь сына.