— Проведает кто, спросит, кого приютил? Что ответишь?
— Ты, что ли, донесешь? Теперь молчит гость.
— Смотри, Софрон, в долгу ты у меня. Вот и оплати долг свой. Забыл разве?
— Не забыл. Я к тому, чтобы ты, значит, не пострадал зря. Все ж когда документ какой… Оно так, спасти душу человеческую — дело доброе, только самому бы не пострадать.
— По-твоему выходит, когда я тебя из моря вылавливал, сперва документы спросить надо было?
Гость хихикает.
— Да я-то свой, видел, кого спасал. Знал…
— Кабы знал… — протяжно отвечает хозяин.
Остроносый поспешно спрашивает:
— Каешься? А я тебе вроде бы ничего плохого не сделал. Сделал, скажешь? Вот и сегодня: пришел за молоком — дал. Слова не сказал.
— А сам чего следом прибежал? И слов лишних наговорил больше некуда.
— Об тебе же беспокоюсь, Степа. Об тебе.
— Ничего! — громко отвечает хозяин. — О себе сам позабочусь.
— Как знаешь, Степа. Мое дело — упредить, твое — решать.
— Решил. Что дальше?
— Ну, дело хозяйское. Я к тому, что о тебе и так слава бойкая. Поперечный ты человек, и сын твой офицер советский. А такие семьи не в чести при нынешней власти.
Хозяин молчит, зато вступает в разговор Невена.
— На Митеньку похоронную получили с первых дней войны. Что имя его трогаешь?
— Живой ли, мертвый, а все едино — командир советский.
— Слава, говоришь, бойкая? — голос хозяина наливается гневом. — Поглядим, какая о тебе слава пойдет, когда наши возвернутся.
— А что такого я сделал? Убил кого? Полицаем стал? — вкрадчиво спрашивает гость.
— Хату председателеву зачем занял? И вещички его себе присвоил. И сейчас вот в его полушубке ходишь.
— Не я бы взял, так другой кто, — отвечает остроносый, — не пропадать же добру. А потом… Говоришь наши возвернутся. Где они, наши-то? До Волги докатились…
— Да уж давно война пошла в обратную сторону. Сюда теперь катится, назад. Не знаешь разве?
— Верно, вроде бы сюда продвинулась. Да только силы неравные, немцы — они посильнее наших. Замирятся где-то, а тут будет Транснистрия румынская. Их земля будет. Не отдадут.
— Спрашивать их будут! — насмешливо отзывается хозяин. — Дадут под зад коленкой — и весь разговор.
— Ну, оно понятно, тебе при советских жилось лучше, ты и ждешь.
— Ты плохо жил, что ли? Хуже моего? Не в одной артели рыбачили? Да и чем ты сейчас лучше живешь?
— Сейчас не лучше, а надежда есть — кончится война, и можно будет развернуться по своим способностям. Ну, пойду я. Засиделся.
Загремела табуретка, гость, видимо, встал из-за стола. Протопали шаги, скрипнула дверь, и ахнуло море.
— Прибег, вынюхивает… — отозвался голос той, другой женщины, которую Мария еще не видела.