Дочери человеческие

Имена их, грустя, умолкают вдали.

Имена их звучат, словно в церкви шаги.

Аполлинер

Мать все еще говорила, но Ева больше не прислушивалась к ее словам. Она и так знала, о чем говорит мать. Ева стояла у окна, опершись локтями на высокий подоконник, и пристально разглядывала жухлую, мохнатую от пыли лободу, которая росла на уровне ее глаз. Из этого окна только и можно увидеть бурьян да глухую с обвалившейся штукатуркой стену соседнего дома. Стена была похожа на географическую карту. И Ева упорно разглядывала лободу, затем так же пристально, почти заинтересованно принялась изучать стену.

— Ева! — сказала мать. — Ева! Я кому говорю, Ева?

Ева оторвала взгляд от стены, нехотя обернулась.

— Вы видите, она стоит спиной, она уже стоит спиной ко всем нам! Что будет дальше? Вы сами увидите, что будет дальше.

Роза, старшая сестра Евы, воздела кверху руки и принялась трясти пухлыми кистями в знак возмущения. Муж Розы работал подрядчиком в строительной фирме и неплохо зарабатывал. Роза иногда дарила своим сестрам обноски, потому считала себя благодетельницей семьи.

— Ева, обернись, стой к нам лицом, — сказал отец.

Мотл побаивался своей старшей дочери, он не хотел сердить ее. Все-таки Розе удалось хорошо устроиться в жизни, и в этом была ее заслуга. Она сумела женить на себе Изю. Скольким девушкам хотелось женить на себе Изю, да вот никому это не удалось. А Роза ухитрилась-таки. Нельзя забывать, что старший брат Изи живет в Америке, в Детройте у него большое дело. Если здесь, в Бессарабии, Изя не сумеет сколотить капитал, он всегда сможет уехать в Америку к брату.

Сам Изя любит говорить при случае:

— Иметь брата в Америке — это уже капитал.

Ева стояла, прикрыв глаза тяжелыми веками. Теперь она стояла лицом к родне, но глаза ее были полуприкрыты веками. Ей незачем было смотреть на них, она и так знала, где кто сидит, кто и с каким выражением смотрит на нее. Потому что вся семья сейчас смотрела на нее одну. Еще бы! Ева теперь будет жить в доме богача Боруха, их родственника, и возможно станет его наследницей. Ее только затем и отправляют в дом старого и одинокого Боруха, потому что должен же наконец смилостивиться Ягве и сделать так, чтобы Ева завоевала сердце Боруха. А раз она завоюет сердце, то сумеет прибрать к рукам и все его наследство: доходные дома и лавки. Ведь ее потребовал к себе сам реб Борух. Подумайте только, сам реб Борух сказал, чтобы прислали к нему Еву! И никого больше.

С тех пор как умерла его дочь Гита, красавица Гита, единственная надежда и радость Боруха, он жил один в громадном доме. Если не считать экономки и кухарки кривой Фриды. Он не хотел видеть никого из родственников, потому что был безутешен в своем горе. Правда, у Боруха был еще сын по имени Давид, но о Давиде лучше не вспоминать. О нем было запрещено вспоминать, даже думать, потому что Давид стал большевиком и теперь жил в Советской России. Вот уже десять лет, как о Давиде нет никаких вестей. Подумать только, Давид — сын и наследник Боруха — стал красным. Он воевал в Красной Армии и теперь (так шепотом говорят некоторые евреи) пишет статьи в газетах. Он требует, чтобы Бессарабию вернули Советам!