– Мне очень жаль, – сказал он. – Но наше решение бесповоротно. Не то животное мы принять не можем. А как и куда вы ее увезете, забота ваша, но увезти ее вы обязаны.
– Да… но… – залепетал я. – Почему вы убеждены, что животное не то? Дело, скорее всего, в ошибке вашей машинистки…
Он выпрямился во весь рост – весьма внушительный, не говоря уж о плотном его телосложении, – пронизал меня взглядом и предостерегающе поднял ладонь.
– Мистер Хэрриот, повторяю: наше решение бесповоротно.
– Я… да… но… понимаете ли… – растерянно бормотал я, но тут мне на плечо легла тяжелая рука Джо. Он легонько отстранил меня, шагнул вперед, придвинул свое гранитное, лоснящееся потом лицо к самым усам турка, несколько секунд не мигая глядел ему в зрачки, а затем сказал с медлительной своей оттяжкой:
– Назад я ее не повезу, приятель. Я свою работу знаю и назад ее не повезу.
Говорил он мягко, неторопливо, но тон был категорическим и произвел удивительный эффект. Турок весь как-то съежился, лицо у него сморщилось, взгляд стал жалобным, рот открылся… Я ждал, что хлынут возражения. Однако он промолчал и поплелся к своим коллегам.
Они посовещались вполголоса, пожимая плечами и скорбно поглядывая на Джо, затем наш собеседник сделал знак шоферам, и фургоны уехали. Битва была выиграна.
– Спасибо, Джо! – воскликнул я. – А мне казалось, нам уже не выкрутиться.
Мы, подчиняясь приказу капитана Берча, подождали, пока телки не покинут летное поле. Мне было приятно думать, что едут они навстречу привольной жизни. Всех их ждали образцовые животноводческие хозяйства, достойные аристократок таких голубых кровей.
Обрадовался я и тому, что мои турецкие коллеги попрощались с нами очень сердечно. Меня поначалу грызло опасение, что недоразумение с номером испортит им весь день, но они цвели улыбками, словно по волшебству забыв о нем.
Я поглядел на часы. Пять! На раскаленной сковороде летного поля мы провели девять часов. А по турецкому времени было уже семь! Мой единственный бесценный день в Стамбуле стремительно иссякал. Я провел ладонью по щетинистому подбородку. Надо немедленно вымыться и побриться.
Плечом к плечу мы зашагали к аэровокзалу. Там в мужском туалете разделись, долго пили из-под крана и совершили омовение. Какой-то толстячок усердно посыпал мне спину тальком. Я опасался, что он рассчитывает на чаевые, но, к счастью, ему требовалось одно из моих бритвенных лезвий, которое он и получил.
– Так-то лучше, – сказал Ноэль, когда мы вышли в зал ожидания. – А теперь перекусить бы. У меня совсем живот подвело.
Его состояние было мне понятно. Я изнывал от голода. Но уж теперь-то ждать осталось недолго.