Косматая голова упрямо надвигалась на мистера Даннинга, и удар палкой по морде не заставил ее отдернуться. Маленький фермер благоразумно решил ретироваться.
Он повернулся и зашагал прочь по соломе. Вол зашагал следом. Мистер Даннинг перешел на рысь. И вол тоже. Рысь сменилась неуклюжим галопом. Заскакал и вол. Никаких признаков, что животное намерено перейти в нападение, вроде бы не было, но мистер Даннинг, видимо, придерживался иного мнения. Он не сбавлял скорости, а в глазах у него нарастал испуг. Хотя бежать по колено в соломе не легче, чем по колено в воде, для шестидесятилетнего человека он показывал недурное время.
Никто не пришел ему на помощь. Возможно, нас всех немножко утомила суматоха, которую он упрямо поднимал в загоне весь день, но, как бы то ни было, мы стояли и смеялись. У меня от хохота даже заныли искалеченные ребра. Мистер Даннинг резво прогалопировал вдоль ряда стопок, а вол отставал от него лишь на шаг. Энди, наблюдая за погоней сверху, чуть не вывалился из люльки.
Но долго так продолжаться не могло. Когда мистер Даннинг обежал стопки во второй раз, с него слетела кепка, он споткнулся раз, другой и растянулся ничком на соломе. Вол небрежно перешагнул через него, почти сразу же замедлил бег и дал себя поймать, словно все предыдущее просто было легкой разминкой. Мистер Даннинг вскочил целый и невредимый. Пострадало лишь его самолюбие. Смерив нас свирепым взглядом, он подобрал кепку, а я с помощью его сыновей удалил последние два рога, и дневные мои труды завершились.
Мы помогли Энди спуститься на землю; потребовалось много времени и усилий, чтобы стряхнуть с его элегантного костюма сухие стебли и семена. Он невозмутимо следил, как я очищал и протирал гильотину, прежде чем кое-как водворил ее в багажник. Затем особой щеткой я счистил слой навоза с сапог и переобулся.
Когда мы отправились в обратный путь, уже смеркалось. Энди закурил сигарету и украдкой поглядывал на мое потное, забрызганное кровью лицо, на мою ладонь, нежно поглаживающую ребра под курткой.
– Джим, – сказал он наконец, – никогда не следует спешить с выводами. Пожалуй, у моей работы есть свои хорошие стороны.
«Какая жуткая опухоль!» – подумал я, когда в полумраке коридора появилась собака с уродливым выростом на морде, но тут же обнаружил, что это всего лишь жестянка из-под сгущенного молока. Разумеется, жестянкам вовсе не положено торчать из собачьих пастей, но у меня отлегло от сердца: просто Бренди вновь слишком увлекся.
Я поднял крупного лабрадора на стол.