Никаких сомнений, что больше Беллу живой я не увижу, быть не могло, но болезненное любопытство погнало меня утром к телефону. Протянула она хоть сколько? Или нет?
Гудки в трубке раздавались невыносимо долго, но наконец мистер Бушелл подошел к телефону.
– А, мистер Хэрриот! Белла? Да встала и начала есть. – В голосе у него не слышалось ни малейшего удивления.
Миновало несколько секунд, прежде чем до меня дошел смысл его слов.
– А как она выглядит? Понурой? Тревожной?
– Да нет. Бодрая такая. Полную кормушку сена очистила, а я с нее надоил два галлона.
Будто сквозь сон я услышал его вопрос:
– А когда вы приедете швы снимать?
– Швы?.. Ах да! – Я с трудом взял себя в руки. – Через две недели, мистер Бушелл. Через две недели.
После ужасов нашего первого визита на ферму я был рад, что Норман сопровождал меня, когда я приехал туда снимать швы. Белла выглядела совершенно нормально, и, пока я щелкал ножницами, она продолжала безмятежно жевать жвачку. В соседнем стойле прыгал и брыкался теленок. Но я не удержался и спросил:
– И по ней ничего видно не было, мистер Бушелл?
– Да нет. – Фермер покачал головой. – Такая же была, как всегда. Не хуже и не лучше. Словно бы ее и не резали.
Вот так я провел мое первое кесарево сечение. С течением времени Белла принесла еще восемь телят без всяких осложнений и посторонней помощи. Чудо, в которое мне и сейчас трудно поверить.
Но тогда мы с Норманом, естественно, этого знать не могли. И ликовали просто от огромного облегчения, на которое не смели и надеяться.
Когда мы выехали за ворота, я покосился на улыбающееся лицо студента.
– Ну вот, Норман, – сказал я. – Теперь вы знаете, что такое ветеринарная практика. Жутких переживаний хватает, но зато вас ждут и чудесные сюрпризы. Я много раз слышал, что брюшина у коров нелегко поддается инфекции, и, слава богу, убедился теперь в этом на опыте.
– Нет, это просто волшебство какое-то, – пробормотал он задумчиво. – Не знаю, как выразить, что я чувствую. В голову так и лезут цитаты вроде «Пока есть жизнь, есть и надежда».
– Совершенно верно, – ответил я. – Джон Гей, э? «Больной и ангел»?
Норман захлопал в ладоши:
– Отлично.
– Ну-ка, ну-ка… – Я на секунду задумался. – А вот, например: «То славная была победа».
– В точку! Роберт Саути, «Бленхеймская битва».
Я кивнул:
– Она самая.
– Ну а это: «В крапиве опасности мы рвем цветок спасенья».
– Великолепно! – отозвался я. – Шекспир, «Генрих Пятый».
– А вот и нет. «Генрих Четвертый».
Я хотел было заспорить, но Норман предостерегающе поднял ладонь:
– И не возражайте. Я прав. На этот раз я действительно знаю, о чем говорю.