Популярность нашего старшего ординатора сильно выросла. Идея была очевидна, и он величественно вещал обожающим послушникам, точно толстый и несносный Будда: анализы крови и рентгеновские снимки — это, конечно, прекрасно, но, в конце концов, ничто не заменит старомодной клинической проницательности.
Рассвет упал на землю, как гром на роковом конклаве. В день лапаротомии в операционной собралась целая группа поддержки. Мы вскрыли пациента и обнаружили… большую почку и, чтобы еще сильнее подмочить репутацию, маленькую и вполне себя извиняющую селезенку. Старший ординатор побледнел, толпа поникла, расплывшись от разочарования, а сзади кто-то запел:
— А король-то голый…
Самые дорогие воспоминания журнального клуба
GP, 3 апреля 2015 г.
Если я и упускаю какие-то подробности о ритуальном унижении младшего врача (кроме безудержной распущенности, которая через некоторое время становится довольно обременительной, но некоторые медицинские условности просто необходимо соблюдать), то это журнальный клуб.
Может ли где-то быть еще спокойнее? Это место как раз то, что нужно уставшему молодому врачу. Возьмите кофе, сядьте сзади и спите под колыбельную неровную презентацию несчастного (и обычно не желающего выступать) выступающего.
Так что появление Слона в журнальном клубе привлекло многих желающих поспать.
Изначально Слон получил свое прозвище из-за инициалов, но то ли в том было невероятное совпадение, то ли он чувствовал себя обязанным вжиться в эту роль, это слово подходило ему как нельзя лучше.
Он был медлителен, но при этом скучен и говорил сонным монотонным голосом. Однако, как заметил Серен Кьеркегор, «называя меня, вы отрицаете меня», и Слон был готов опровергнуть наши ожидания.
Он встал перед нами и, не обращая внимания на тихий храп (младшая резиденция точно не была Алгонкинским круглым столом[188]), начал рисовать изысканно подробную схему внутреннего уха. Микеланджело не был таким перфекционистом, расписывая Сикстинскую капеллу.
Слону дали полчаса, но через двадцать минут мы дошли только до половины улитки, и преподаватель начал волноваться.
Толпа пробудилась ото сна. Сможет ли он уложиться в полчаса, не произнеся ни слова? И по мере того, как время шло, Слон заканчивал с бунтарской улыбкой.
— Вуаля, — сказал он, — внутреннее ухо.
Демонстрация Слона стала метафорой более глубокой истины — опасности ярлыков. Диагноз минимизирует значимость пациента. Даже термин «пациент» несправедлив для многогранных людей.
Преподаватель оказался очень недоволен, но, как и положено, он был просто выскочкой, чрезмерно амбициозным ординатором, которого мы все презирали и высмеивали.