Одним вечером Томми был занят и попросил меня помочь.
— Как будто у меня нет своей жизни, — сказал я, но, поскольку иногда бываю хорошим человеком, согласился его подменить. Но только раз, не больше!
Джози сочла подмену неприемлемой, и я был вынужден терпеть кровавый поток нытья и стонов всю дорогу до больницы: «Томми Фаррелл подвел меня, я больше никогда на него не положусь, кем он себя возомнил» и так далее и тому подобное. Мой брат хорошо знал, чего ожидать, и пожинал неумолимую неблагодарность язвительной расстроенной старушки.
Во время ольстерской Смуты[25] участились бомбежки казарм местной армии, предусмотрительно расположенных на деревенской площади. После очередной атаки я заглянул к пожилой паре Магуайр, жившей поблизости, — проверить, как они. На самом деле это был просто визит вежливости — я проходил мимо, но пока был там, померил им давление. Это медицинский эквивалент проявления интереса. Так мы делаем вид, будто занимаемся чем-то полезным.
В этом не было ничего героического, я знаю, — просто небольшое проявление доброты, случайный акт, но через несколько дней на площадь упала еще одна бомба. Я был в отъезде, поэтому, вернувшись, спросил напарника о потерях.
— Погибших и раненых нет, — ответил он, — но звонили Магуайры, очень расстроенные. Они прождали тебя всю ночь, чтобы им измерили давление.
Снарк стал Буджумом.
И снова тетушки
BMJ, 9 декабря 2000 г.
Тетя Джози периодически впадала в маразм. Женщина весомых достоинств, она переехала к нам после третьего инсульта. Поскольку мои родители уже умерли, она немедленно решила, что несет ответственность за мое духовное благополучие.
Всю неделю она неподвижно сидела у камина в пышных черных юбках, что-то постоянно бормоча себе под нос, но в воскресенье утром случалось чудо. Тетушка вздымалась, как волна, как темный Лазарь, исполненная фанатического рвения, чтобы заставить меня сходить в церковь. Она была приверженкой христианства своеобразного североирландского толка: всякий раз, когда «двое или трое собираются вместе во имя Его», какой-нибудь другой бедняга получит хороший пинок. Лишь мы с Салманом Рушди понимаем фетвы[26].
Так что с восьми утра тетя Джози дергала меня за одеяло с силой и упорством, поразительными для человека, который еще в середине недели не мог поднять чашку. И к началу последней мессы, если я все еще не вставал, она рвала и метала.
Я терпел этот ритуал как проявление своего рода суровой любви, потому что у тети Джози были причины меня любить. Другая тетя, тетушка Битти (не кровная родственница), хвасталась, какие крупные у нее получались дети: все восемь при рождении весили больше четырех с половиной кило. Это воспринималось как насмешка над проблемной фертильностью моих кровных тетушек — ни у одной не было детей, лишь немногие умудрились выйти замуж, но все оставались девственницами. Какой уж тут секс, если круглыми сутками простаивать на коленях в церкви!