– Можно мне к Джемме? – спрашиваю я маму.
Я должна ее увидеть! И выяснить, что она помнит. В животе урчит. Не представляю, сколько приемов пищи я пропустила. Два как минимум, а то и три.
Арчер кивает, словно вопрос адресовался ему.
– Разумеется. Да и мне нужно с ней побеседовать.
– Можно поговорить с ней тет-а-тет? – спрашиваю я, надеясь не выдать чувство вины, которое меня гложет. – Хоть несколько минут? Джемма – моя лучшая подруга.
Арчер смотрит на маму, и та кивает.
– Даю вам пять минут. Позже мне придется ее допросить и выяснить, что она помнит об аварии. – Арчер не уточняет, но мне ясно, какие именно воспоминания его интересуют.
Я иду следом за ним, стараясь сделать невозмутимое лицо. Тело ноет, в голове теснятся тревожные мысли, но я не отстаю от детектива. Свернув за угол, Арчер останавливается и показывает в конец коридора.
– Мисс Гудвин в палате четыреста восемь. Я подожду здесь. У вас пять минут, мисс Уолш.
– Спасибо! – отвечаю я высоким, писклявым голосом и со взмокшими от волнения ладонями медленно пробираюсь к указанному месту.
Страх разъедает душу: через приоткрытую дверь палаты я вижу родителей подруги. Миссис Гудвин вполне сошла бы за старшую сестру Джеммы: лицо абсолютно то же, хотя от дочери ее отделяет тридцать лет житейского опыта и стресса. Она сидит на краю больничной койки, совсем как моя мама сидела на краешке моей.
Нога у Джеммы в ярко-розовой гипсовой повязке и зафиксирована над койкой матерчатыми ремнями.
Сердце екает. Мама сказала, что Джемма в порядке, но при виде пострадавшей подруги на глаза наворачиваются слезы.
Мистер Гудвин стоит рядом. Если его супруга воплощает хладнокровие и изящество, то он сама соль земли: здоровяк во фланелевых брюках и в хипстерских очках с толстыми линзами, которые носит с незапамятных времен. С дохипстерской эпохи определенно. Знакомым мне нервным жестом он приглаживает бороду, бросает взгляд в коридор.
И замечает меня.
Взгляд мистер Гудвина тяжелеет, и я стучусь в приоткрытую дверь.
– Привет! – говорю я, растеряв остальные слова. Как объяснить случившееся родителям Джеммы? Они весь учебный год боялись, что я превращу их дочь в лесбиянку. А я оказалась ведьмой и довела девчонку до больничной койки.
– Ханна! – Джемма тянется ко мне, из глаз у нее текут слезы. – Ты в порядке! Никто мне ничего не говорил!
Я делаю шаг вперед, чтобы обнять лучшую подругу, но миссис Гудвин встает у меня на пути.
– Я же попросила медсестер не пускать сюда посетителей.
– Мама! – рявкает Джемма, но удар уже нанесен.
Я пячусь и кладу руку на дверное полотно.