Эти ведьмы не горят (Стерлинг) - страница 116
Мама выруливает на подъездную аллею Мэттьюзов и машет Саре Гиллоу, которая сегодня дежурит, охраняя Веронику. Я выбираюсь из машины, мать остается в салоне.
Кивнув Саре, поднимаюсь к парадной двери Мэттьюзов по трем ступенькам, каждая из которых – испытание для ватных ног. Стучусь, но никто не отвечает.
– Вероника! – Я стучу снова и дергаю дверь. Она не заперта, и я ее приоткрываю. – Вероника!
Знакомый дом молчит, протестуя против вторжения. Воздух заряжен непонятной энергией.
На первом этаже пусто – кухня, столовая, гостиная. Пусто даже в закутке, где стоит стиралка, хотя сомневаюсь, что Вероника тут бывает. Я поднимаюсь по лестнице – загадочная энергия усиливается и возрастает. От тревоги по коже ползут мурашки.
– Вероника!
Двери двух первых комнат второго этажа открыты, за ними тоже пусто. Мистер и миссис Мэттьюз наверняка на работе, а Гейб еще не вернулся (он гостит у бабушки и дедушки). Возле комнаты Вероники я замираю. Дверь приоткрыта совсем чуть-чуть, но до меня долетают звуки тяжелого дыхания.
Перед мысленным взором проносится картина. Вероника лежит на полу, истекая кровью: Охотник второй раз покусился на ее жизнь.
Взволнованный, прерывистый голос Вероники доносится из-за двери, вырывая меня из плена мыслей. Ее слова тонут в судорожном вздохе.
Бам! Я распахиваю дверь, и створка хлопает о стену. В абсолютно тихом доме грохот звучит оглушающе.
То, что я вижу, осмыслению не поддается.
Вероника охает и тянется за простыней, чтобы прикрыться.
Чтобы прикрыть себя…
И Саванну.
– Что ты здесь делаешь?! – рявкает Вероника, поправляя постель, ее лицо, и без того разгоряченное, становится пунцовым.
Я, идиотка идиоткой, таращусь на них, не в силах отвести взгляд. Я даже моргнуть не в силах.
У Саванны глаза наполняются слезами: она натягивает на себя брошенное одеяло.
– Не говори никому. Пожалуйста! Обещай, что никому не скажешь.
Ее паника приводит меня в чувство. Я наконец отворачиваюсь, закрывая за собой дверь. Спускаюсь по знакомым ступенькам, а из глубин души поднимается сильная обида. Хочется стереть гадкую картинку из памяти, вытравить кислотой.
Как Вероника могла?! После того, как устроила мне скандал из-за простого свидания?!
– Ханна, в чем дело? Что-то случилось с Вероникой? – спрашивает мама, едва я сажусь на пассажирское сиденье. – Почему ты плачешь?
Я вытираю слезы со щек, только сейчас почувствовав, что реву.
18
По пути домой с мамой я разговаривать отказываюсь. Слезы застилают глаза, превращая сонные улицы района в цветные пятна, похожие на расплывшиеся на холсте краски.