Деревья стали препятствиями, ветви жалили руки. Корни поднимались с земли, словно змеи, солнце скрылось, и тени обступили ее, преследуя и удушая. Перлайн сморгнула пот, подавила приступ леденящего кровь ужаса и побежала так быстро, что горло обожгла кислота.
Под деревьями пронесся крик, и Перлайн увидела, как Безмятежность упала. Она же несла Изабель!
Нет-нет-нет. Страх нанес резкий удар, в воображении Перлайн возник образ Изабель, проткнутой веткой. Она побежала, прорываясь сквозь деревья.
Безмятежность пыталась поднять Изабель. Вокруг была кровь — много крови — и было сложно сказать, чья она. Кровь забрызгала листья на земле.
Перлайн отпихнула женщину с дороги и резко пнула ее в живот. Безмятежность зарычала и свернулась клубочком. Перлайн встала на колени и перевернула Изабель на спину.
Маленькая девочка не дышала. Кровь текла из ее крошечного носика на губы, вниз по подбородку и на лягушачий комбинезон, превращая зеленую ткань в коричневую. Из-за крови волосы прилипли к щекам. Грудь не шевелилась, кожа была белой. Слишком белой. Пепельной. Тени окружили веки. Слишком поздно. Должно быть, она ударилась головой, когда Безмятежность упала.
Перлайн поспешила перевернуть ее на живот и осмотреть затылок, ощупала голову в поисках раны, но не нашла следов травмы. Перевернув ребенка обратно, она прижалась к маленькой груди ухом. Ничего. Ни движения. Ни стука сердца. Никаких признаков жизни.
Слишком поздно. Ты опоздала. Она мертва. Ушла. Все кончено.
Перлайн не могла думать. Не могла ничего, кроме как глазеть на бледное, неподвижное личико Изабель.
Безмятежность попыталась встать. Перлайн резко развернулась и прижала ее к земле.
— Она мертва, — сказала Перлайн, отчаянно желая, чтобы это было неправдой.
Сердце ее билось сильно и медленно. Сознание поглотила черная пелена. Мышцы свело от отвратительной ярости.
Округлившиеся от ужаса глаза Безмятежности метнулись к Изабель.
— Нет. Не может быть. Я не специально — я никогда этого не хотела. Я пыталась ее спасти. За эти годы мы сблизились. Я люблю ее. Вы должны мне верить.
Перлайн завела запястья женщины за спину и защелкнула наручники. Ее мысли стали черными, такими мрачными, что она испугалась, что не сможет отвечать за свои действия, если женщина произнесет еще хотя бы слово. Не в состоянии посмотреть на тело Изабель, Перлайн вздернула женщину на ноги и достала телефон. В голове странно подвывало, словно собака, умоляющая прекратить ее страдания. Она думала о том, как ей придется докладывать о сегодняшних событиях и объявить о смерти Изабель, слово за словом, и разум заволокло черным, удушающим отчаянием.