Надо помнить и о том, что методик измерений, оборудования для аттестации готовой продукции по сечению захвата также не существовало. И по заданию Курчатова И.Я. Померанчук и И.И. Гуревич разработали методы измерения сечения захвата на специально созданной — впервые в СССР — установке.
То есть Россия многое и даже очень многое в Атомной Проблеме делала и сделала сразу — с самого начала — сама\ В отличие, к слову, от Америки, которой помогал делать Бомбу весь почти научный мир планеты.
Однако тщательно осмысленные и экспериментально проверенные данные из США, полученные разведкой, позволяли сократить время разработки, идти вперед быстрее и увереннее. И это было, конечно, очень важным фактором!
Собственно, фактор времени был тогда важнейшим. Потому так широко и использовались, после оценки и проверки специалистами, разведывательные данные, потому и отставлялись — пока — в сторону собственные идеи и максимально копировалась американская физическая схема Бомбы, что фактор времени становился критическим, а вопрос сроков — вопросом жизни и смерти России. Не успей мы вовремя создать собственную Бомбу, могли бы получить десятки и сотни хиросим на собственной территории.
ВЕРНЕМСЯ, впрочем, в лето 49-го. Все неурядицы и проблемы когда-то иссякают, и начинается последний рабочий этап, завершением которого оказывается испытание — удачное или.
Или — неудачное.
Как уже было сказано, к лету 1949 года подошло время экспериментальной полигонной проверки того, над чем КБ-11 и вся новая атомная отрасль работали несколько лет. Теперь фокус усилий постепенно перемещался в Казахстан, на «Учебный полигон № 2 Министерства Вооруженных Сил СССР» — так, напоминаю, был официально закодирован Семипалатинский полигон. Неофициально его называли «Двойкой», и этот арготизм быстро стал общеупотребительным.
В июне на Полигон № 2 с «Объекта» пошли первые эшелоны с «материальной частью», автомашинами и сотрудниками — предстояли первые работы, размещение материалов, расконсервация и монтаж оборудования, стендов и прочее. Кто-то из прибывших оставался и на испытания, большинство — выполнив задания, возвращалось обратно. На смену им прибывали те, кто должен был окончательно готовить Опыт и проводить его. Полетели с Объекта через среднерусские леса и Уральские горы в гористые степи Казахстана и первые самолеты.
Старший инженер-конструктор Фишман направлялся на Полигон с передовой группой — в списке, утвержденном Зерновым 28 июня 1949 года. В графе «дата выезда» напротив фамилии Давида Абрамовича стояло «10–15.УН», так же, как и напротив фамилий заместителей Главного конструктора — К.И. Щелкина, Н.Л. Духова, В.И. Алферова, директора завода № 2 А.Я. Мальского и непосредственного начальника Фишмана — Терлецкого.