— Вот я как раз пытаюсь понять, что туда такое добавили, раскрепощающее фантазию.
— Я просто хотел тебя отвлечь, — сказал Ваня обиженно. — Чтобы ты не очень-то переживал. Точнее, из-за Сёмы переживай себе на здоровье. А Великаша, ей-богу, того не стоит. Как он, кстати, там?
— Хорошо.
— Прямо даже хорошо?
— Да. Он все-таки не совсем как обычный человек. На глазах выздоравливает. Хотя поначалу выглядел, знаешь… я думал, уж все, это конец. Думал, до больницы его не довезем. И вот, три дня прошло, а он уже и говорит нормально, и вообще.
— И что говорит?
— Да ничего, — Саша нахмурился. — Не больно-то он со мной разговаривает. Он, конечно, еще что-то знает. Что-то важное. Но не скажет. Он хочет, чтобы мы нашли Сёму. Я вижу, что он старается помочь, но в то же время… темнит, короче. Спасибо, что телефон вот отдал.
— Да, так что с телефоном? Ты что-нибудь узнал? Надо было отменить вчера эту чертову репетицию и пойти с тобой…
— Вчера я как раз вполне один справился. А вот дальше нужна будет твоя помощь.
— Ну, рассказывай! Хотя нет, погоди…
Ваня как бы невзначай завертел головой. Саша поймал его взгляд и чуть заметно кивнул. Лучше бы им пока помолчать: на остановке вагон наполнился людьми, слишком много глаз и ушей вокруг. Это ненадолго, они выйдут, когда поезд проедет через пригороды, надо только подождать.
Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Тут же навалилась сонливость, сказывались последние беспокойные ночи. Пока крутишься по делам, усталость не чувствуется, но как только усядешься — она прямо придавливает тяжестью руки и ноги. И голова сама собой клонится на плечо к симпатичной девушке, которая заняла место рядом с ним. Саша поспешно отодвинулся и прислонился к окну, подложив под ухо свернутый свитер. Девушка, впрочем, ничего не заметила и только время от времени заинтересованно поглядывала на Ваню поверх книги, которую держала в руках.
Как это он сказал? Противоположность разрушения — неподвижный математический порядок? Нет, не так. Противоположность хаоса — гармония. А она есть и в неправильности, в диссонансе, в асимметрии. Ее нет лишь там, где нет вообще ничего. Саша сам размышлял над этим три года назад, когда все это было ему еще внове, когда он ничего не понимал. Он и сейчас не до конца понимает. Вот, например, что означает «вообще ничего нет»? Разве так бывает, чтобы совсем ничего? Он спрашивал об этом Сёму, и прежде чем тот успел ответить, сам со смехом сказал: «Дай я угадаю… Это трудно объяснить, да?» — «Да. Это непереводимо в слова. Но ты поймешь, если поразмыслишь над этим как следует». — «Вот уж вряд ли! Это как квантовая механика. Понять нельзя, можно только привыкнуть».