— Ну что скажешь? Похоже?
— Да, хорошо. Ларинский дом я бы поменяла. Чтобы было так, знаешь, поживее. Такой синий зимний свет в окне. Натоплено в комнатах, натоптано в сенях… Это провинциальная усадьба, старый дом, деревенские соседи. Надо, чтобы был контраст со столичным балом — холодным и торжественным.
— Да я и хотел, чтобы контраст. Я вот тут… Ну ладно, я еще подумаю, — Дима заметно расстроился. — А второй бал как?
— Отлично. В самый раз. Мы тут колонны просто передвинем, да? Здорово придумано.
Придумано было не слишком здорово, довольно банально, но получше, чем все остальное.
— А сад как тебе? Я сначала думал сделать прямо вот тут крыльцо, а потом решил — не надо, пусть будет условность.
— Хорошо, пусть условность. Тут главное настроение передать. Ларинский сад — это такое… Тут тоже эта провинциальность. Они варят варенье, отгоняют мух… Кругом осень. Пахнет опавшей листвой и яблоками. И это, как его… Весь день стоит как бы хрустальный. Понимаешь? Это вообще главное. «Онегин» — это очень осенняя по духу история. Неважно даже, что потом у них там зима… На самом деле для всех это осень, для кого-то — вполне плодоносная, для кого-то — преждевременная, а для кого-то — вместо так и не состоявшегося лета.
— И для Ленского осень? Что же в нем осеннего?
— В Ленском — ничего. Поэтому он не дотянул до финала и отбыл в край вечной весны, по которой тоскует в предсмертной арии. А остальные живут в этой осени, с вареньем, с остывающим солнцем, поредевшей листвой, со сбором немудрящего урожая, последним теплом и первыми заморозками.
— Н-да. То есть это не Онегин тут лишний человек, как мы писали в школьных сочинениях, а Ленский.
— Если угодно. В некотором смысле.
— У Вани должно хорошо получиться, — кивнул Дима. — Он умеет устроить… вечную весну. Ты видела его Ленского в Шатле? Ну того, старого еще? Там в него Онегин всю обойму разрядил на дуэли. И, знаешь, я когда сам это увидел, подумал — а и правильно! Того Ленского явно одной пулей было не уложить. Очень уж был напористый.
— Это еще что, — отмахнулась Вера. — Я видела Ленского, который застрелился сам. Ленского, которого нечаянно подстрелил проходивший мимо охотник. Ленского, которого задушили, и Ленского, которого переехали мотоциклом. Ленского, который выжил и уполз. Ленского, который потом являлся Онегину окровавленной тенью и демонически хохотал. Богатая роль.
— А Онегин у нас кто будет? Я уже спрашивал вроде, да все забываю.
— Сёма.
— Кто?
— Кривобоков.
Дима перестал шуршать эскизами и озадаченно поднял на нее глаза.
— А это кто? Из молодых?