— Получается, я буду Онегиным, да? Ну раз я, как выяснилось, баритон.
— Недобаритон, — вставил Ваня.
— И мне надо будет застрелить Ленского. То есть тенора. То есть тебя.
— Ничего, — сказал Саша. — Тебе понравится. Он на репетиции еще раза три назовет тебя недобаритоном, и каждый раз будет радоваться, как будто он пошутил эту искрометную шутку впервые. И застрелить его у тебя получится очень легко и естественно.
— Хм. Пожалуй, — Сёма задумчиво кивнул. — Я уже начинаю проникаться.
— Не злите меня, — сказала Вера.
— А то что?
— А то она заставит нас петь голыми! — обрадовался Ваня.
Сёма неуверенно посмотрел на Веру, надеясь прочитать на ее лице возмущение дурацкой Ваниной шуткой, но встретил суровый ледяной взгляд и поежился.
— Холодно голыми-то… Зима ведь, снег кругом.
— Зато красиво будет, — возразила Вера. — Не в буквальном смысле, конечно, а так… идея красивая.
— В буквальном смысле тоже красиво! — сказала Люша. — И зрителям понравится.
— А самое главное, — Саша опасливо покосился на пианиста, но тот давно уже дремал, утомленный затянувшейся творческой дискуссией, — самое главное, что так мы гарантированно поймаем Великашу. Он же любит, чтобы все голые и прочее. И прилетит к нам, как оса на блюдце с вареньем.
— Правда? — удивился Сёма. — А что, такое уже бывало? Вы мне не рассказывали.
— Да, — серьезно сказал Ваня. — Ты так много раз уже делал. Пел голым, я имею в виду. Тебе это ничего не стоит, ты из нас самый раскрепощенный и продвинутый.
Сёма польщенно улыбнулся.
— Но почему вдруг Онегин голый? Как это оправдать? Они что, накануне напились и играли в карты на раздевание прямо в доме Лариных? Не припомню, чтобы мы это репетировали.
— Ну у тебя и фантазии, — Ваня неодобрительно покачал головой. — На самом деле Онегин таким образом выражает свое презрение к светским условностям и пошлой обывательской морали. Про это даже в либретто есть:
Он неуч страшный, сумасбродит,
Он дамам к ручке не подходит,
Он фармазон, он круглый год
Гуляет голым и поет!
Сёма помолчал, размышляя. Остальные тоже молчали, только Люша сдавленно хихикнула.
— Убедил, — наконец сказал Сёма. — Что-то в этом есть.
И начал расстегивать рубашку. Люша перестала хихикать.
— С другой стороны, — сказал Сёма, вдруг остановившись на второй пуговице, — Ленский в этой сцене тоже должен быть голым. Во-первых, он все равно не жилец и сам это понимает, так какая ему разница? Во-вторых, он вообще горячая натура и вполне может одним только собственным пылом растопить снег и лед, даже искусственный. В-третьих, ему, как и Онегину, тоже наплевать на условности. Как это там… Восстал он против мнений света один, как прежде… и убит! Вот. Ему совершенно на всех наплевать, и он даже не задумывается, что перед тем как показаться публике голым, ему не мешало бы похудеть. Потому что плюшки и пирожки, которые подают за чаем у мадам Лариной, отложились у него на боках.