— Нет-нет, я про другое! То, что случилось с Сёмой… да и с самим Великашей… это его вина! Господи, ну как мы не догадались с самого начала! Не понимаете? Да ведь все просто. В том-то и дело, что слишком просто, мы даже не подумали… Нет никакой третьей силы, не надо плодить сущности. У нас только один враг, и нет другого источника бед и несчастий. Он хотел уничтожить Сёму, это была очередная попытка. Но на этот раз он надеялся покончить с этим раз и навсегда. Ну? Поняли?
При взгляде на их озадаченные лица Саша едва сдержал неуместный нервный смех. Ладно, сейчас они сами догадаются. Господи, ну правда ведь, все так просто!
И тут откуда-то сверху, из-под потолка, раздался хорошо знакомый голос, спокойный и неприветливый.
— Нет, они все еще не понимают. Ты соображаешь быстрее остальных, я всегда это говорил.
Высоко над их головами, на галерее, откуда только и можно охватить взглядом расстеленное на полу полотно, стоял человек. Даже отсюда, издалека, его легко было узнать — массивная фигура в перепачканной краской спецовке — таксист подался в художники. Там, на галерее, весь зал виден как на ладони. Художник во время работы поднимается туда, чтобы понять, соответствует ли результат эскизу. А теперь там стоял Великаша. В руках у него было ружье, и он целился в Сёму.
Ох, какие же идиоты! Все были заняты разглядыванием поврежденного задника, никто и не подумал поднять глаза… Сколько времени он там стоит, потешаясь над их муравьиной суетой?
— Вот так-то, друзья мои. Саша правильно сказал. Это все устроил я.
— Зачем? — Сёма медленно развернулся в его сторону. — Ты дух хаоса, но и у тебя ведь должен быть какой-то план. Зачем ты это сделал?
— Зачем я превратил нас в обычных людей? Чтобы закончить эту бессмысленную гонку. Нет-нет, не двигайся. Стой где стоишь. Ты думаешь, все кончилось для нас с тобой, когда мы стали людьми? Нет. Но кончится сейчас. И на этот раз навсегда. Навсегда, бесповоротно! Понимаешь теперь? Раньше мы не могли уничтожить друг друга, а теперь можем.
Саша переступил с ноги на ногу. Вера пошевелилась на скамейке. Но Великаша не смотрел на них, он не сводил взгляда с Сёмы.
— Ну что за ерунда? — спокойно спросил Сёма. — Зачем этот фарс? Мы все прекрасно знаем, что это бутафорское ружье. Я сам держал его в руках, и не я один. Это реквизит.
— Оно не бутафорское.
— Нет?
— Нет. Помните, оно куда-то подевалось и его не могли найти в реквизиторской? А потом нашли. И кто же его туда принес? Кто подменил болванку настоящим ружьем? Тот, кто не раз бывал в этом театре. Да что там, не просто бывал, а ходил сюда на работу, изучил все ходы и выходы, все секреты и тайные механизмы. Тот, кто был режиссером, а теперь — всего лишь неприметный рабочий, чьего лица никто не может запомнить, но зато и подозрений он ни у кого не вызывает. Это настоящее ружье, и я сам зарядил его сегодня, внимательно и аккуратно. Я слишком долго шел к этой минуте и слишком многим ради нее поступился, чтобы позволить какой-нибудь досадной случайности нарушить мой замысел. Так что насчет ружья не сомневайтесь.