Последними (под гогот и выкрики столпившихся на палубе англичан) к испанскому борту причалили трое нечестивцев, кощунственно оседлавших многострадальную святую Эрнанду — двое гребли обломками досок, а третий, сидевший сзади, исполнял функции руля, бойко загребая ногами.
Впрочем, победа, сомнительные лавры которой командору по справедливости следовало бы разделить с мартышкой, едва ли заслуживала названия таковой. Пожар удалось потушить, но «Лебедь» дрейфовал по течению, завалившись на левый борт (команда перетащила туда пушки и вообще все тяжести), и, хоть низкие волны не доставали пока пробоин в правом борту, поводов для радости Норрингтон видел немного.
Команда, впрочем, придерживалась несколько иного мнения — делегация из четверых выборных под предводительством рыжего боцмана О'Малли торжественно, на оловянном блюде поднесла героической мартышке найденный на камбузе банан. Что было, в сущности, черной неблагодарностью, ибо банан валялся на камбузе давненько — возмущенная героиня плюнула, прицельно угодив подгнившим огрызком в глаз судовому капеллану, который как раз поднялся на палубу.
У забрызганного чужой кровью Норрингтона, стоявшего на полуюте, уже не было сил даже рассмеяться. Щурясь вдаль, где сверкающая голубизна моря растворялась в жгучей синеве неба и удалялись испанские паруса, командор проявил несвойственную ему слабость, попытавшись прикинуться глухим. А рядом, в путанице оборванных снастей, корчила рожи сбежавшая мартышка, и Норрингтон давил усмешку, отводя глаза.
Но, если подумать, и в Порт-Ройале командора ничего хорошего не ждало. Поджидала его перспектива визита к счастливым новобрачным — с поздравлениями. А в качестве развлечения — разве что очередные жалобы на гарнизонное недоразумение, рядового Маллроу, проигравшего сослуживцам три бутылки малаги, доказывая, что лейтенант Гроувз способен догнать и перегнать собственную чистокровную кобылу, — с каковой целью, будучи на офицерском пикнике послан к ручью за водой, он выскочил из кустов с криком: «Удав! Громадный удав!», вскочил на эту самую кобылу и взял в галоп. Двое суток гарнизон потешался; на третий день выяснилось, что Маллроу, отправленный рассвирепевшим Гроувзом в наряд на кухню, заключил очередное скандальное пари, так сказать, не сходя с места — на сей раз с поваром, которого уверял, что лейтенант Джиллетт боится тараканов. В подтверждение чему, не мудрствуя лукаво, выловил таракана покрупнее и посадил в свежевыпеченный круассан, который собирался подать лейтенанту с утренним кофе… и ведь подал бы, если б не споткнулся и не выронил поднос на пороге кухни.