Айка зажмурилась и прижалась к Иржи.
За ее спиной огненным заревом распустился цветок папоротника. Углями полыхнули прозрачные лепестки, будто выточенные из самоцветного камня. Искрами взметнулись тычинки на длинных нитях. Заплясало пламя в такт биению сердца. Вскрылась рваными комьями земля, застонали столетние корни, зашелестели нижние воды — тьма за кругом чудесного цветка ощерилась, заскрежетала.
Вот сейчас можно шагнуть из теплых объятий. Выхватить заветный цветок. Вынести в чистое поле. И пожелать одну-единственную — и вернется она, живая и невредимая. И тогда…
— Иржи… — прошептала Айка, уткнувший куда-то в шею.
Нет. То не любовь. То наваждение. Старая боль. Сгоревшая быль.
А любовь — это чудо и жизнь. Чудо и жизнь.
С усилием воли он отвел глаза от цветка, взглянул на Айку и улыбнулся.
— Мне страшно, — пролепетала она. — Они утащат нас под землю.
Иржи покачал головой и усмехнулся:
— Нет, мы не дадимся. У нас есть свое волшебство.
— Какое? — распахнула она глаза, блестящие заревом.
Он распустил шнуровку на горловине своей рубахи, развязал широкий пояс Айки.
Она прикусила губу, но глаз не отвела. Только искрились рыжинки мелких кудряшек, только темнела родинка на правой щеке.
Медленно Иржи снял белую лямку с округлого плеча. Айка вздрогнула и замерла. Иржи провел рукой по другому плечу — сарафан с шелестом упал в ноги. Молочная кожа янтарем светилась в колдовских отблесках. Темнели тонкие ключицы, высокая грудь поднималась в такт загнанному сердцу, манили плавные изгибы. Смущенно поджатые пальцы ног зарывались в землю, но руки были опущены — не прикрывается, принимает.
А вокруг бушевала преисподняя: хороводили лохматые тени, скрадывая звезды, громыхали запредельные голоса, топотали копыта, стенала нежить, ярче и ярче разгорался цветок.
Иржи стянул рубаху через голову, перехватил взгляд Айки, прижал грубую ладонь к ее нежной ладошке, скользнул по внутренней стороне руки, царапнув мозолями гладкую кожу, пальцем прочертил ключицу, обнял за шею.
Айка подалась вперед, поднялась на носочки, прижалась губами к виску, обожгла прерывистым дыханием щеку, прикусила верхнюю губу, глубоко вдохнув, уткнулась в шею.
Подхватив под спину, он поднял ее на руки — Айка крепко уцепилась, не поднимая головы — и понес мимо цветка, на нетронутый пригорок, покрытый курчавым мхом. Бережно опустил, утонув коленями в крохотных прохладных листочках. Ноги Айки обвили его бедра, тело выгнулось, запрокинулась голова, разметались пушистые волосы, глаза зажмурились. Она улыбнулась. Счастливо и безмятежно. Иржи прижал ее к себе, обняв за талию, рука скользнула ниже, а губы коснулись ее губ, наливаясь привкусом дикого меда.