Разговаривая сам с собой таким образом, Иван Яковлевич зорко ощупывал глазами степь. «Может, все это ерунда? — думал он. — Может, ничего такого и не будет?» Но предчувствие выпевало в нем: будет, будет, будет… Паровоз одолел подъем и теперь, кашляя паром, тяжело вытягивал вагоны. Далеко впереди, в сером рассветном сумраке, разглядывалось что-то темное, бесформенное — там, на разъезде, стояло несколько домишек. Но не туда смотрел Багаев — смотрел он правее, где лежала балка. Дальним концом она уходила в степь, ближним — широким полукругом охватывала рельсовый путь, и в это полукружие уже втягивался состав. Если бы Багаев решил напасть на поезд — он нападал бы здесь. Несмотря на то, что ни в балке, ни около не было заметно никакого движения, он дал три коротких гудка — сигнал тревоги. В эту минуту его шатнуло вперед; сопротивляясь, он уперся руками в стекло и в просвете между ладонями увидел на рельсах красный огонь. Человек угадывался смутно, но огонь рдел, описывал круги — яркий, бесстрашный… Тело Багаева стало легким и упругим, гневная сила втекла в каждый мускул, мозг работал четко и схватывал сразу многое. Слева, боковым зрением, Иван Яковлевич видел, как машинист ручкой реверса дает контрпар, как помощник налег на тормозное устройство — он видел это и с запоздалой виной думал, что зря подозревал машиниста, обидел этим старика и поделом схлопотал от него «господина». И еще он отметил, что поезд быстро замедляет ход, — значит там, в вагонах, двадцать тормозильщиков тоже не сидят сложа руки. Он отметил это, как зарубку положил, и тут же забыл: справа, примерно версты в полторы от состава, из балки выхлестнула темная волна. «Вот где вы пригрелись, змеи», — подумал он без удивления, а скорее с радостью, потому что просчет нападающих был очевиден. Они наступали почти перпендикулярно к железнодорожной насыпи и были открыты пулемету, который стоял в середине состава. Но в просчете нападавших Багаев видел и свой просчет: если бы они наступали с хвоста состава, то быстро бы попали в мертвую зону пулеметного обстрела. Но он тут же отбросил эту мысль как ненужную, почти предательскую. Какой смысл раздумывать об этом, когда на рельсах плясал и кружился в руках человека красный огонь, превративший просчет Багаева в удачу? Ее надо использовать, надо бежать к своим… Но он не мог сдвинуться с места, ему казалось кощунством уйти сейчас, когда там, на рельсах, истекали последние мгновения жизни неизвестного ему человека, предотвратившего крушение поезда. «Узна́ю имя, — заклинал себя Багаев, — дорогой ты мой товарищ, по земле мне не ходить, узнаю твое имя». Теперь он следил уже не за ним, а за конником, который выскочил из-за жилых построек. За ним следили и милиционеры с крыши состава. Прогремело несколько выстрелов, но поезд был далеко, он уже замедлил ход, и пули не достали. А конник все ближе, ближе, вот он взмахнул рукой, черная птица полетела от него к человеку на рельсах, села — и на том месте расцвела малиновая вспышка. Конь поднялся на дыбы, защищая всадника от осколков, и стал заваливаться назад: всадник соскользнул с него и побежал в степь.