– Полегчает и пойдём, – повернулся он к покупателю.
– Куда? – Дворжецкий нашёл на столе кусок хлеба, положил на него, валяющийся на тарелке пластик сала, и сунул в рот. Горечь от самогона думать и соображать мешала. Или это одно и то же?
– К китайцам. Машинки покупать, как хотел, – Иван с раздумьем бултыхнул остатками самогона в бутылке зеленоватого стекла и, кивнув головой своим мыслям, наполнил два стакана до половины, полностью опустошив четверть.
– За здоровье! Тьфу. Для здоровья!!! Хи-хи.
– К китайцам? – сало больше не было, хлеб, вот чуть зачерствевший лежал криво порезанный.
– К китайцем. Вчера же просил. Ткань тебе надо, машинки надо, пуговицы надо, рабынь надо, – Иван осмотрел стол, но кроме куска хлеба на нём больше ничего съедобного не было. Взял, занюхал и гаркнул:
– Эй, Дунька, Ванька и Манька, сюда быстро!
Ну, хромает дисциплина в этом рабском предприятии. Появилась только заспанная рожица рыжей дочери.
– Чего вам, тятенька? Рано ещё. – Зевнула, показывая, что коренные зубы ещё не выросли.
– Цыть. Спроворьте чего. Позавтракаем и пойдём к китайцам. Ткань нужна Абрамычу.
– Не ходили бы вы, папенька, к китайцам, не кончится это добром.
– Цыть. Пойдём. Ты девок подымай. Самовар поставьте. За хлебом сбегайте в лавку. Сало у Митрохиных купи. Обещал Абрамычу, значит, сведу с Цынем. А он уже других подтянет.
– Тятенька…
– Цыть. Самовар ставь.
Подкрепившись и выдув по три стакана чая, они вышли на улицу и поймали пролётку.
– Не на «Миллионку» не поеду, только до Семёновского рынка могу, там дальше пешком. Там война какая-то. Взрыв сильный утром грохотал. Китайцы все бегают, как наскипедаренные, – возчик замахал на них руками, услышав про «Миллионку».
– Ладно, – махнул и Иван на него руками. – Вези на Семёновский, там пешком недалече, дойдём чай.
– А взрыв? – что-то встревожило это сообщение Дворжецкого.
– Фиг с ним. У них там бывает. Помню петарды или шутихи у них загорелись. Люд подумал, что с моря крейсера обстреливают. Японцы опять подошли. Поехали.
– Поехали, – Дворжецкий залез в коляску.
События пятидесятое
Идёт Чебурашка с Геной по железнодорожным путям. Чебурашка говорит:
– Гена, а давай я возьму чемодан, а ты возьмёшь меня?
– Ну хорошо, мой маленький извращенец!
Ночь была дёрганной. Почти не спал Иван Яковлевич. Куча причин. Главная – днём выспался. Может, и не помешало бы, но было ещё несколько причин. Была горячая причина под боком. Всё норовила какими выпуклостями к Брехту повернуться и разбудить-возбудить. Три раза Куй его на подвиги поднимала. Правильно эти дворяне отдельно от жён спали, сделал разок маленьких Брехтов и, спровадив похотливую жену в другую комнату, а то и на другую половину дома, да чего там – дворца, спи себе спокойно. Похрапывая. Это все от бедности. Не могут пролетарии пока позволить себе раздельные спальные комнаты. Более того, даже раздельные углы позволить не могут. С коммуналками только Хрущёв начнёт бороться. Всё же есть в Никите Сергеевиче положительные пятна. Идеи были замечательные и напор хорош. Исполнители. Они подкачали. Сказал целину распахать. Ну, и распахивали бы по графику, как положено. Нет. Семилетку в три года! Вот и получили. Сказал сажать кукурузу. Правильно сказал, какая разница, каким зерном кормить свиней. И опять исполнители. Давайте на Урале сажать нерайонированное зерно. Самое интересное, что потом уже, когда вывели более скороспелые сорта, вполне себе на юге Свердловской области кукурузу выращивают. Просто чиновники, чтобы очередную цацку получить и отличиться стали один другого опережать. А любой человек падок на лесть. Вот Хрущёв и не понял вовремя, когда остановиться. Точно так же и с его идеей, что не нужно крестьянину огромного личного приусадебного хозяйства. Пусть человек отдыхает после трудодня в колхозе. На диване лежит воронкой кверху, футбол по телеку смотрит. Ключевое слово «огромного». И опять сподвижники побежали вперёд паровоза. Всё отобрали и всех курей зарезали. Торыпыги, мать их!