С утра обсуждаем, то есть, я рассказываю, план поездки в клинику на Ветеранов. Ира вспоминает про каретные часы – принёс. О них и о времени забыл… разве до этого? «Сейчас, – говорит, – сама заведу, чтобы хватило». Меня отвлекает междугородный звонок, иду за городским телефоном. Не дослушал, до чего должно хватить.
Каретные часы с получасовым боем – раритет, французские, от Ириного прадедушки, позапрошлый век. У них интересный музыкальный механизм с программным валиком, звуковой гребенкой, состоящей из нескольких секций с зубцами и пружинным заводом. Играет красивую мелодию. Я слушал и представлял: еду в карете, ритмично постукивают копыта, тянется пейзаж, тянется день. И тут звон колокольчиков: не расстраивайся – скоро тебя обнимут родные руки.
Подруги приходят, как по расписанию, я даже спросил, все в разное время, что оказалось удобным. Сразу втягивают носом и крутятся по сторонам – сильный запах, ни с чем не спутаешь, – гиацинты, символ любви и верности. Это – мы. Цветами потом заставлены все комнаты, но их запах сильнее. Все восхищаются амариллисами. В спальне стоят на подоконнике в двух горшках. Пять длинных ножек и на каждой по четыре красных, большущих цветка, на длинных ножках. Распустились, как обычно, к Ириному дню рождения, праздничная иллюминация. Гостей угощаем чаем с чем-нибудь вкусным, почти все берут и покрепче. От обеда отказываются: вернётесь – отметим. Разговоры вертятся вокруг болезни, уверяют, что Ира хорошо выглядит, вот-вот встанет на ноги, чего желают и ждут.
Я выходил, чтобы не мешать. Лена Минина живёт ближе всех, поэтому, наверное, была последней. На кухне выбирает, что по душе:
– Мы с подругами пришли к выводу, что вы никогда не ссорились. Правда?
– Когда любят не себя, то не ссорятся. Ира так говорила. Исполнение желаний другого – удовольствие. Если обязанность – тогда ссорятся.
Несу чай, боюсь расплескать, по её просьбе налил «до краёв». Из открытой двери слышу: «Какой у меня замечательный Боря, ты бы знала…». Прерываю своим появлением. Лена забирает поднос:
– Борис, у меня нет подруг, кто бы мог это сказать. Вы до сих пор так любите?
– В моём возрасте поздно говорить то, чего нет на самом деле.
Непрошеные мысли не дают задержаться в спальне. Из нервов можно было верёвки вить. Истёрлись об Ирочкину боль. Состояние у неё… ужасное. О чём думает? Не о себе – обо мне. Спешит сказать подруге о лучшем, что было в жизни, о нашей любви. Именно «было» и не известно, что будет завтра и будет ли само это завтра. Пусть в памяти у неё сохранится наше счастье. Ведь любовь, на самом деле, и есть главное в жизни. Для чего, может быть, и живём.