Как выглядит один день этого мира? Со стороны – неприметно, можно не обратить на него внимания, а можно: из каждой мелочи сделать праздник, праздник для двоих, это получается само собой, когда любишь. Таких мелочей за день – не сосчитать. О любой хотелось бы рассказать, но тогда выйдет повесть «Один день…». Она была написана и считается, что повлияла на ход развития страны. Наши мелочи, на первый взгляд, влияют только на нас. На самом деле, их примеряют на себя и другие.
Обычное утро. Обычность его в том, что независимо ни от чего, в том числе от погоды, внутри – светло, любимая рядом. Я встаю на цыпочки, вытягиваюсь: «Слово „Утро“ должно быть с большой буквы. Всегда». Сегодня голубое небо. Ира чем-то занималась в саду, кликнула меня, показывает светло-коричневую щепку (поднять – не поднять, не для этого же позвала): «Не подходи, потревожишь». Замечаю на щепке такого же цвета сложенные крылья бабочки. Ира называет, но разве запомнишь заковыристое латинское слово? Что-то ждём… крылышки приоткрываются – какие они большие, но на щепке всё равно почти незаметно. И вот раскрылись: не крылышки, а уже – крылья, вдруг засветились ярко-голубым сиянием с отливами красного. Они колышутся вверх-вниз и цвета меняются. Небо от зависти занавешивается облаком.
– Вот это да! Первый раз вижу.
– Чтобы увидеть – нужно уметь ждать.
– Я и ждал… – пятьдесят лет.
Любуемся. Красотой можно наслаждаться бесконечно …когда вдвоём, с любимым.
Обед, Ира готовит. Меня не подпускает. Сажусь на велосипед, привожу лукошко земляники (с рынка, конечно) и букет душистого иван-чая для заварки: «Тебе от лета вкус и запах, от меня – теплоту». Ответ не задерживается:
«Лето, лето,
Иван-чай,
Хорошо душе – согрета,
А не только чай.
Сердце радуется взгляду,
Гром небесный нипочём,
Всё так просто – ты же рядом,
И не просто – в этом всё».
До залива на машине пять минут. Когда объявлялся (Ирой) свободный день, мы там. Летом – купанье, весной и осенью – гулянье. Между небольшими дюнами тропа здоровья из аккуратных досочек в окружении деревьев, даже сильный ветер не задувает.
Рядом – небольшой, по-домашнему устроенный, музей с дорогими именами русской культуры и милыми вещами того времени. На перекрёстке, не на самом, а как и положено культуре, – сбоку, стоит скромный гранитный валун, с надписью, напоминающей о любившем бывать здесь короле поэтов, Северянине. Вспоминаем со смотрительницей, оживившейся при нашем приходе, его хождение в Пюхтицкий монастырь. Она рассуждает, без оценки разумеется, о другом хождении – представительниц прекрасного пола к нему домой, в Таллине. Когда ревнивый муж ломится в парадную дверь, и он успевает выпускать свою забаву через чёрный ход. Сочетание высокой поэзии о любви и… прозы – простого удовольствия жизни. Может быть, в этом тоже есть поэзия? Небольшая экспозиция музея заставляет смотрительницу вернуться к грустному: