Стояли мы с Ирой у грота, смотрели на море, вспоминали Горького. О чём он тогда думал, с кем прощался? Жил в то время с Андреевой, была любовь. У нас светлые облачка уходили за спину, впереди яркая дорожка. Солнце направлялось по ней к закату. До горизонта ему совсем не далеко, а мне? От ярких отблесков приходилось щуриться, спокойные волны ложились к нашим ногам, они несли радость прошедших и уверены – будущих лет. Ирочка украдкой вздохнула, прижалась ко мне. Она не хочет знать, что когда-нибудь придут к ней волны памяти. Треплю по голове, выметаю непрошенные мысли.
У нас было своё вдохновение, в удивительном месте.
Венеция. Город с первого дня мы приняли, как старого знакомого, открывшегося по-новому. Сто лет назад Пастернак «ходил на свидание с куском застроенного пространства, точно с живой личностью». И мы ходим, скорее – танцуем, потому что чередой палаццо, будто нотами, написано скерцо. Голова кружится, острова, как влюблённые, обнялись мостами. Кружат и голубиные стаи, всюду приветливые лица. Не зря ведь многие надевали карнавальные маски только на глаза – чтобы было видно улыбку. Венеция и без карнавала – праздник.
Церковь, картина Беллини «Мадонна с Младенцем и святыми». Святые смотрят отрешённо, мимо нас, вдаль, Ира – на меня. Соображаю, о чём она думает и что хочет, соглашаюсь: «Это недалеко». На Сан-Микеле должно было бы быть грустно, остров упокоения, именно так его назвал Дягилев. Но у нас другое чувство – гордость за соотечественников, их здесь чтут. К Дягилеву присоединились Стравинский и Бродский, поменявший своё решение насчёт Васильевского острова. На могилах цветы от разных стран. Положили и мы от России и от себя.
Площади и дворцы, каналы и мосты. Устали ноги, но душа поёт. Неширокий канал, облокотились на парапет передохнуть, внизу гондола, ступени к воде. Гондольер приятно напевает для себя неаполитанское, у него музыкальное сопровождение, магнитофон. Ира начала тихонько подпевать, эти мелодии у неё с юности. Гондольер предлагает: спускайтесь, споём вместе и покатаемся. Мы переглянулись, спустились и поплыли. Зазвучало «Солнце моё». Ира запела тихо, потом громче и громче. Всё, что прочувствовано за день, стало растекаться по воде. Хочется крикнуть: «Тихо!», – чтобы не помешали. Но вокруг и так тишина. Только её голос.
Это подарок, для меня, – таких ещё не получал. Говорят, что «мир даётся нам в наших ощущениях» – дали. За что мне так много? До слёз … от счастья. Пела душа, гондольер подождал куплет, боясь спугнуть, и присоединился вторым голосом, хотя женщинам в Италии неаполитанские песни петь не полагается.