— О, госпожа моя царица, — отвечал молодой певец, — утешь свои печали и не думай обо мне: я здоров и силен и люблю тебя всем своим сердцем, как и в первый день нашей встречи.
— Если не болен ты телом, мой сладкоголосый соловей, и сердце твое по-прежнему полно любовью, почему давно не складываешь ты для меня стихов, почему не слышу я твоих песен? Я скучаю, а разве это хорошо, когда госпожа твоя скучает?
Упал молодой певец на колени, целовал ноги своей госпожи и отвечал:
— Есть у меня стихи, о, прекрасная моя госпожа, есть и песни, только не придутся они тебе по нраву. Не вели мне петь!
— Велю! — приказала царица. — Бери свою лютню и пой.
Покорился юноша, ведь был он невольником и перечить не смел, взял свою лютню и запел такие слова:
Нет мне места в покоях твоих, госпожа,
Нет мне неба под сводами царских дворцов,
И еда не вкусна, и вода не свежа,
И стихи — не стихи, и любовь — не любовь.
Твои руки — оковы, а ложе — тюрьма,
Поцелуи не греют остывшую кровь,
Я — твой раб, я люблю, но подумай сама:
Если любишь, как раб, разве это любовь?
Разве царская воля упрячет в кувшин
Черный ветер пустыни, палящий и злой?
Разве солнце — лампада у ног госпожи?
Разве песня — наложница власти земной?..
Как услышала такую песню луноликая царица, то страшно разгневалась: оборвала своего невольника, ударила его по лицу и раз, и другой и вскричала:
— Да как ты смеешь, неблагодарный?! Сто царей стояли у ворот моего дворца и просили моей любви, сто отважных воинов дни и ночи бились между собой ради моего взгляда, сто мудрецов молили Всевышнего о радости говорить со мной! А я, да простит меня Господь за мою глупость, все отдала тебе, ничтожнейший раб из рабов моих!
Ничего не ответил молодой певец своей госпоже, опустил голову и молчал, только видела царица, что он тверд и непреклонен и не боится ее гнева. И тогда упала она и стала плакать, и стенать, и вопрошать Всевышнего, за что он дал ей такую боль и такое горе, которое сама же она просила. Жалко стало юноше царицу, что так она убивается от любви к нему, обнял он ее, и ласкал, и гладил, и уговаривал, что нет никого в целом мире, кто был бы краше и желаннее ее, что в жизни его глаза такой красоты не видели и уж больше не увидят.
И посмотрела луноликая в глаза своему невольнику, и увидела, что они прекрасны и что все его речи для нее — истинная правда и Бог тому свидетель и порука. И сказала тогда царица:
— Ты говоришь, что любишь меня, мой сладкоголосый, но просишь освободить и отпустить тебя из дворца, так ли это?
Вздохнул юноша тяжело, но лгать не стал: