— Вот и все, человечек. Ты дома, — сказал он, — Скоро Лорд Кейн Мейз обнимет сына. Пусть мой враг порадуется за нас обоих.
— Лорда Кейна, может, и в живых нет.
— Не может — Мейзы никогда не сдавались так просто. Смотри туда, — он протянул руку на северо-запад, — видишь: роща будто светится, и верхушки берез в дымке? Его войско там. Иди к нему, человечек, иди и побеждай. Береги Синедол, раз уж теперь это твой дом, и помни — на этих холмах танцевала Лаварлинн. Пуща теперь закрыта для людей, и мои всадники не потревожат покой твоих землепашцев. Но ты, человечек, почти сын мне. Позови, когда буду нужен.
Мы долго смотрели друг на друга, и он все же не сдержался — поднял руку и коснулся моей груди, свежего, еще болезненного шрама, прижал ладонь к сердцу. Потом повернулся и беззвучно исчез в лесу.
— Я хочу пройти за болота, Хейли! Хочу увидеть, что там, хочу узнать. Если то, что написано о Пуще в хрониках, правда хотя бы наполовину — преступление оставить ее нечистым. Эта земля должна принадлежать моему народу!..
В словах юного короля была страсть, убежденность, все то, что так хорошо знакомо и мне. Хотелось сказать: «Нельзя! Нельзя, невозможно». Но я знал, видел, мальчишка не услышит — он уже успел почувствовать власть монарха, теперь ни за что не откажется получить еще и славу героя. Я только слушал и ждал, когда прозвучит прямой приказ, который я должен буду исполнить. И когда услышал: «Поведешь мою армию, хранитель восточного рубежа? Отвечай немедленно!», уже был готов.
— Все, что угодно Вашему Величеству, будет исполнено.
И я направил коня прямо в болота. Поначалу мой жеребец уперся, но все же подчинился, шагнул раз, другой, и почуял под копытами твердую тропу — топь пропустила, видно узнала стук нечеловечьего сердца. Ни о чем не думая, мальчишка-король последовал за мной.
Лишь несколько шагов, и все вокруг ожило, зашевелилось, заговорило. Как в юности я видел, слышал, всем своим существом впитывал жизнь болота и леса за ним: чувствовал, как шуршит увядающая трава, как тянутся к свету ветви деревьев, как поздние цветы осени истекают сладостной страстью нектара и как трепещут над ними отяжелевшие крылья последних бабочек. Я услышал стремительный топот разбегающихся ланей, увидел стаю волков. Семь огромных чудовищ и на самом рослом — всадник с пламенно-рыжей гривой. Он вскинул заостренные уши, замер, оглянулся. Тонкие ноздри дрогнули и глаза нашли меня.
«Я слышу тебя, человечек. Я вижу, знаю. И помогу — разберусь с мальчишкой». Улыбка — жестокий оскал и тепло летних трав в глазах меняется стылым льдом.