Пока благородный лорд Кейн выдумывал достойный ответ, я согласно кивнул юноше:
— Помилуйте, дорогие гости, какая дерзость? Я охотно спою, если Его Высочество того желает. — И попросил слугу подать гитару.
Пальцы коснулись струн, и сомнения исчезли, уступив место веселью и куражу. Искушение угостить послов какой-нибудь боевой песней, прославляющей героизм наших воинов, было так велико, что первые аккорды уже слетели и зазвенели под сводом трапезной. Но, глянув через стол на вражеского принца, я передумал. Он, как малое дитя, с сияющими глазами ждал подарка. «Что ж, будет тебе», — подумал я и запел:
Вечность…
Четыре аршина камней,
Залиты щедро полуденным солнцем.
Ветер,
Шепни ненаглядной моей:
Рыцарь к ней не вернется.
Верность — гранит. Вечность — хрусталь…
Ветер летит в дальнюю даль,
К той, что вдали свято хранит
Верность — хрусталь, вечность — гранит…
«Верность и Вечность», одна из моих любовных песен — трогательная и слезливая. Я никогда не считал ее достойным творением — мне хотелось петь совсем по-иному, но тут вдруг поймал себя на том, что стараюсь: вкладываю всю душу в слова, в мелодию, в голос…
Верность —
Всевышнему и королю:
Звонкие битвы, кровавые вести…
Ветер,
Шепни ненаглядной: «люблю…»
Но не бывать нам вместе.
Верность — стекло. Вечность — алмаз.
Время пришло, но не для нас.
Ты сохрани смерти назло
Верность — алмаз, вечность — стекло…
Вечность и верность —
Не жди, не проси
Божьей любви, королевской награды.
Ветер,
Шепни ненаглядной: «Прости,
Плакать больше не надо».
Верность — скала. Вечность — прибой.
Я навсегда связан с тобой,
Ты навсегда мне отдана.
Вечность — утес, верность — волна.
«Что это? Неужели я стараюсь порадовать мальчишку? Понравиться? А он притих, слушает и глаз не сводит!..» Мне вдруг стало не по себе… я с трудом дотянул последние ноты, опустил гитару и встал:
— Вы довольны, Ваше Высочество? Видит Бог, мои песни вовсе не так хороши, как гласит молва.
— Напрасно Хейли Мейз, дивный голос Синедола… — он тоже поднялся, обошел стол и остановился напротив, кротко опустив глаза, словно раскаиваясь в своей неучтивости. — Молва нисколько не льстит твоему дару: очень красивая песня. Красивая и печальная. Только мне бы больше понравилось веселье, Хейли Мейз.
Этот детеныш нечистых и в самом деле казался таким юным, наивным, уязвимым, что просто подмывало подшутить над ним. И я не удержался:
— Я могу быть веселым, Ваше Высочество. Веселым, дерзким, даже злым и опасным. Со мной не заскучаешь… а Вы? — и, изобразив сомнение, добавил. — Или хрупкое дитя королевской крови еще не созрело для драки?