Близнецы скакали верхом, то обгоняя повозку, то возвращаясь, проверяли, нет ли чего подозрительного сзади. В кольчугах и кожаных доспехах, в легких островерхих шлемах, с одинаковыми голубыми лентами в волосах, сын и дочь были удивительно похожи. Слишком яркие, слишком заметные… У Бьенны сжималось сердце: раньше она не думала, что красота может быть проклятьем.
Еще один поворот — и повозка остановилась у старой, сплошь заросшей плетьми ползучих растений, кованой ограды. Охранники спешились и, налегая всеми силами, уперлись в ворота. Проржавевшие за много лет запустения петли натужно скрипели, застревали и с трудом начали вращаться только после изрядной доли жира. Когда же, наконец, створки раскрылись достаточно, чтобы провести повозку, усталые беженцы увидели небольшой изящный дом из местного зеленоватого камня, щедро отделанный яшмой, змеевиком и родонитом. Старый, даже древний, он не выглядел ни заброшенным, ни обветшавшим. И, главное, от этого красивого маленького домика непонятно почему веяло покоем и безопасностью.
Настроение и даже состояние госпожи Бьенны заметно улучшились.
— Ну вот и добрались…
Девушка стянула с головы шлем, подшлемник, положила на скамью у коновязи, встряхнула богатыми золотыми кудрями. Юноша тоже снял шлем, взял под уздцы лошадь и остановился, залюбовался. Никогда и нигде он не видел женщины красивее его маленькой сестренки, он даже не верил, что такие могут существовать. Разве что Любовь Творящая могла тягаться в красоте с Салемой Вейз. Может быть, из-за этого у него до сих пор и не было невесты?
— А тут совсем не так уныло, как я думала, — продолжала Салема, перехлестывая уздечку через перекладину и вынимая изо рта лошади мундштук.
— Да, хорошо, — отозвался брат, — вам с матушкой понравится. Да и мальчишкам тоже.
Салема на миг замерла, потом повернулась и пристально посмотрела на брата.
— Гайи, скажи честно, ты не останешься?
Он молча покачал головой.
— Когда?
— Утром. Переночую, дам отдых коню, и, пока никто не проснулся…
— Бездна с тобой, Гайяри! Почему?! — не дослушав, перебила Салема.
— Айсинар остался в столице, вернусь к нему.
Свела брови, сжала губы — растеряна и злится. Такая упрямая и такая беззащитная.
— Айсинар! Ты рискуешь — он развлекается. Может, хватит уже? У него и без тебя целая армия.
— Армия, которая драпает от умгарского стада вот уже третий месяц.
— И ты в одиночку собрался победить? Гайяри, даже такой наглый и заносчивый осел, как ты, не победит войско Булатного, будь оно хоть сто раз стадом, не лезь! Айсинару ты ничем не обязан! Биться ради него на арене — ладно, но воевать!.. Ты и так дважды чуть не погиб, и чем он отплатил за это?