В который раз я пожалел, что не позаботился прихватить хоть какое-то оружие, когда мы с Джоком вернулись в клинику этой сволочи Алоизиуса. Все-таки когда руку холодит вороненая сталь, что ни говори, а чувствуешь себя намного уверенней.
Наконец где-то далеко впереди замаячило бледное световое пятно. Как по команде мы оба помчались еще быстрее.
— Погоди, кажется, это станция, — прохрипел Джок. — Смотри-ка, светильники до сих пор под напряжением.
— Они могут взять нас на выходе? — спросил я, притормозив.
— Могут, — ответил Джок, — если там открыт вентиляционный люк или разблокирована входная дверь. И если у них посты на всех станциях.
— На всех — не на всех, но на ближайших — точно, — мрачно проронил я.
— А если бы мы там год не появлялись? Они бы все равно караулили? — возмутился Джок.
— Ладно, — говорю, — чему быть, того не миновать. Все равно нам нужно на станцию, там и сориентируемся.
Свет, по мере того как мы продвигались, становился все ярче, и наконец мы вскарабкались на саму платформу. Надпись на стене гласила: «Пиккадилли-стэйшн».
Я огляделся. Похоже, нас никто не встречал. Станция была грязной и давно заброшенной. На каменный пол капала вода, у стен громоздились кучи мусора.
Я наткнулся на карту-схему и принялся ее изучать. Ветка Пиккадилли вела в аэропорт Хитроу, пересекала весь Лондон. Ребята Большого Билла могли достать нас в любой точке — при условии, что они вычислят, в какую сторону мы направляемся.
— Наверняка, они будут ждать нас в Хитроу, — прозвучал у меня за спиной голос Джока. — Нам необходимо затеряться, и уж если выскочить, то в таком месте, чтобы никому не пришло в голову нас там искать. Например, вот здесь, — и он ткнул пальцем в Нью-Кросс, который находился в самом конце Ист-Лондонской линии.
— Послушай, — сказал я, — а не слишком ли это близко к Брикстону?
— Может, оно и к лучшему, — задумчиво ответил Джок. — Вряд ли они станут ловить нас рядом с резиденцией Большого Билла.
Я кивнул, и, спрыгнув на рельсы, мы опять углубились во тьму тоннеля. Когда половина расстояния, отделявшего нас от станции Грин-парк, осталась позади, где-то вдалеке вдруг послышались крики и треск автоматных очередей. На всякий случай мы припустили еще быстрее. Крики за спиной стихли, но мне почему-то стало ужасно неуютно. Неприятное ощущение, что кто-то за нами наблюдает, возникло само собой и не отпускало ни на секунду. Но разбираться было некогда, оставалось надеяться, что нам удастся ускользнуть.
Изматывающий бег в нечеловеческом темпе по затхлым, плохо освещенным тоннелям мог доконать кого угодно, но все-таки мы уже добрались почти до самого выхода, как вдруг свет погас.