— Как будто в тех краях на дорогах уже не шалят… — пробормотал государь. — Не в Двине же они утонули!
Вдруг Ивашку осенило:
— Государь-батюшка, дозволь слово молвить!
— Говори.
— Казаки кроме мягкой рухляди в Царевиче-Дмитриев и деньги везли! У кого те деньги были?
— Да у Войнушки, поди… С деньгами, значит, пропал, с аргамаками и с Чертковым! Но коли он в чужие края побежал, моя вина, моя, — неожиданно сказал государь. — Надо было мне тех ловчих и стольников плетью разогнать! Да слаб, слаб духом! Моя вина!
— Ступай, ступай, чтоб духу твоего здесь не было! — напустился на Ивашку Башмаков и в тычки выставил его из комнаты.
Низкая, с округлым верхом дверь захлопнулась.
Ивашка, чудом успев перескочить через высокий порог, устоял на ногах и крепко поскреб в затылке.
Поскольку русский человек задним умом крепок, он подумал: следовало бы спросить, не вез ли Ордин-Нащокин-младший важных писем, в том числе и таких, что рисуют хитрой тайнописью. А потом понял, что за такой вопрос мог бы не только тычков, но и оплеуху огрести. Если ночью государь и Башмаков разбираются с пропажей — дело не только в кошеле золота и резвых аргамаках.
Уходить он не мог — Башмаков всего лишь выгнал его в темный коридор, но не сказал возвращаться домой. Ивашка пошарил по стене в поисках лавки, нашел лавку, сел и приготовился ждать.
Ждал он недолго. Дверь отворилась, Башмаков пальцем поманил в комнату. Государя там уже не было.
— Ты, Ванюшка, на левом берегу Двины часто бывал? Знаешь тамошние места? — спросил дьяк.
— Доводилось, батюшка Дементий Минич. Герцог Якоб, еще пока его шведы не увезли, дважды Афанасия Лаврентьевича на охоту звал, ну и мы при нем.
— Ступай домой, соберись в дорогу, я за тобой пришлю.
Ивашка понял, что спокойная жизнь окончена.
Разумеется, о том, чтобы дать ему лошадь, никто не подумал, и Ивашка шел от Кремля домой пешком. А это добрых две версты. Днем, может, и немного, а ночью для безоружного человека, имеющего при себе лишь маленький нож-засапожник, многовато.
Дома была суета — Митенька плакал и не хотел засыпать. Это перескочило и на Вареньку — тоже принялась реветь. Женщины прямо с ног сбились, укачивая детишек и успокаивая Денизу. Анриэтта сбежала от суматохи в сад и сидела там угрюмая — Ивашке даже пришло на ум сравнение с голодной и злой волчицей.
— Что случилось? — спросила она Ивашку.
Московиты редко испытывали почтение к своим женщинам, потому что бабья дорога — от печи до порога. Даже верховые боярыни, толковые и деловитые, знающие счет деньгам и ведущие царицыно немалое хозяйство почти без мужской помощи, не внушали особого уважения: их никто и не видел, разве что знали про их существование. Даже властные купеческие вдовы, после смерти мужей возглавившие дело и сумевшие удвоить и утроить доходы, могли вызвать страх и зависть, но не уважение. Вот разве что пожилые и опытные игуменьи больших девичьих монастырей — и то почитали не столько каждую известную матушку, сколько ее чин в церковной иерархии.