— Где вы прикажете мне поместиться? — спросила Анриэтта. — И велите кому-нибудь нанять мне женщину для услуг.
— Вы зря приехали, — ответил Шумилов. — Мы этих двух и без вашей помощи скоро изловим. Они, статочно, сами скоро выйдут из лесов, голодные и грязные. А как вас отправить обратно, я даже не представляю.
— Не надо меня никуда отправлять. Если я вам совершенно не нужна, я поеду в Варшаву или в Краков к королеве Марии-Луизе, — отрубила Анриэтта. — У меня с собой довольно денег. Только благоволите приказать, чтобы мне нашли провожатых. Доехав до первого же города, хоть до Бауска, я куплю экипаж.
— В Бауске шведы, — злорадно сообщил Шумилов и хотел добавить еще что-то язвительное, но мудрая мысль его осенила: ведь Башмаков мог отправить Анриэтту с каким-то поручением, о котором она молчит и будет молчать, а помощь в поимке беглецов постольку, поскольку она вообще оказалась в тех краях, где они пропали.
Он исподлобья посмотрел на женщину.
До того он старался не встречаться с ней взглядом и вообще держался на расстоянии чуть ли не в пять шагов. То, что приходится разговаривать с женщиной почти на равных, угнетало московита. Даже с покойной женой он не мог говорить на равных: во-первых, муж — глава семьи, во-вторых, она была намного, на десять лет, моложе. То, что он любил свою Алену безмерно, ничего не меняло; впрочем, он бы немного удивился, если бы ему кто сказал, что это любовь. Просто они сразу, с первой ночи, приросли друг к другу, и родилось такое доверие, какого он в жизни не чаял найти, даже не знал, что такое существует.
После смерти Алены он даже не понимал: сам-то жив ли?
И вот, хмуро глянув на Анриэтту, он поймал ее внимательный взгляд. И ему показалось, будто она его разглядывает, словно заморскую диковину: надо же, сколь причудливы эти московиты…
— Какие усадьбы уцелели поблизости? — спросила Анриэтта. — Может, ваши перебежчики прячутся у кого-то из здешних баронов, а вам о том никто не докладывает.
— Для чего им там прятаться?
— Без всякой цели, просто с испуга. А бароны и рады устроить пакость хозяину Кокенгаузена.
— Да, — неожиданно для себя согласился Шумилов.
— Так вы прикажете устроить меня в замке?
— Прикажу.
Сказав это, Шумилов понял, что сию минуту состоялся поединок и он в этом поединке проиграл.
Потом было само устройство — Петруха сходил на соседний хутор, привел женщину лет сорока, знающую три десятка слов по-немецки, с трудом растолковал ей необходимость постелить постель и постирать одежду гостьи. Ивашка сбегал на колодец, сам принес несколько ведер воды. Клим Ильич расстарался — добыл в полуразрушенном форбурге лохань. Осталось главное — где поселить Анриэтту.