— В чем дело, господин де Нуайе? — спросила красавица, выйдя на зов. — Что-то спешное?
— Вас одна особа желает видеть, — ответил секретарь. — Вот она, перед вами.
Анриэтта сделала глубокий реверанс.
Готовясь к важной встрече, она оделась так роскошно, как только могла, учитывая, что лавки в Люблине — отнюдь не парижские и даже не варшавские. На ней было алое платье, такое, что выделяется в любой толпе, спереди в драпированном разрезе виднелась золотистая юбка. На шею Анриэтта надела вечно модный крупный жемчуг, воротник приделала из лучшего фламандского кружева, какое только могла найти, волосы по бокам горничная ей завила, как и челку, а сзади, заплетя косу, уложила короной.
Но было и неудобство — Анриэтта отвыкла от туго зашнурованных корсажей.
— Что вам угодно, сударыня? — спросила пани Замойская.
— Я боюсь, что вам будет трудно вспомнить меня, сударыня, так много лет прошло со времени нашего знакомства. Но, может быть, вы вспомните маленькое круглое зеркальце в золотой оправе? Оно так вам полюбилось, что вы изволили плакать, сударыня, чтобы получить его.
— Маленькое зеркальце с ручкой — как ангелочек?
— Да, сударыня.
— Оно и теперь у меня! Так это вы?..
— Я, и если вы действительно вспомнили меня, то скажите ее величеству, что младшая дочь графа де Верне, ее давнего поклонника и сторонника, почтительнейше просит принять…
— Мой Бог, конечно!
Пани Замойская исчезла и минуту спустя вернулась радостная:
— Ее величество ждет вас!
Мария-Луиза сперва решила, что девушка, которой она покровительствовала, прибыла из Франции, и забеспокоилась — нет ли дурных вестей. Кардинал Мазарини сильно болел, а этот прелат был ей нужен, чтобы содействовать в передаче польского трона не бог весть кому, а нужному человеку. Этого человека она уже присмотрела — принца Анри Жюльена, сына своего бывшего любовника, Великого Конде. Теперь следовало женить его на своей племяннице, чтобы в случае смерти Яна-Казимира не остаться никому не нужной старухой, а продолжать править Речью Посполитой.
Но Анриэтта сразу сказала, что приехала из Курляндии, и королева приказала ей наутро быть при ее пробуждении. Курляндские дела тоже были Марии-Луизе любопытны. Анриэтта умело подольстилась к Марии-Луизе и получила приглашение пожить в Вавельском замке.
В Кракове умели веселиться! Балы, пиры, катания на санях, охоты, концерты — двор едва опомнился к концу января. Анриэтта первым делом завела себе поклонников, готовых целовать ручки и развлекать, а поскольку она была уже вдовой, да и немолоденькой, поклонники были осанистые седоусые паны, одетые с невероятной роскошью на польский лад. Французское платье сразу признали и охотно надевали только дамы, кавалеры к нему еще только приглядывались. Главным же щеголем в Вавельском замке был сам король Ян-Казимир. Он тоже целовал Анриэтте ручки. Она знала, что его величество не промах по части чужих спален, и была настороже — хотя королева давно махнула рукой на эти мужнины забавы, но лучше поберечься.