Фейсал повелел Абд эль Кадеру выехать вместе с Али и со мной и сказал мне: «Я знаю, что он безумец. Думаю, что он честен. Берегите ваши головы и используйте его». Мы держались, показывая ему наше полное доверие, по принципу, что мошенник не поверит нашей честности, а честный человек делается мошенником из-за подозрений. В сущности, он был исламским фанатиком, полусумасшедшим от религиозного рвения и с неистовой верой в себя. Его мусульманская обидчивость была оскорблена моим неприкрытым христианством. Его гордость была задета нашим сотовариществом, так как племена почитали Али и привечали меня больше, чем его. Его дырявая башка дважды или трижды выводила Али из себя, что сопровождалось мучительными сценами; а под конец он бросил нас в беде в отчаянный момент, помешав нашему походу, расстроив нас и наши планы, насколько смог.
Начало было трудным, как обычно. В свою охрану я взял шесть новобранцев. Среди них был житель Ярмука — Махмуд, тревожный и горячий парень лет девятнадцати, раздражительный, как многие люди с курчавыми волосами. Другой, Азиз из Тафаса, был старше, провел три года с бедуинами, чтобы избежать военной службы. Умелый в обращении с верблюдами, он все же был мелкой душой, не умнее кролика, но гордым. Третий был Мустафа, деликатный мальчик из Дараа, очень честный, который печально держался в одиночестве, так как был глухим и стыдился своего недостатка. Однажды на берегу он в коротких словах просил позволения вступить в мою охрану. Так явно он ожидал отказа, что я его взял; и это был хороший выбор, потому что на него, крестьянина с мягким характером, остальные могли сваливать всю черную работу. А он тоже был счастлив, потому что жил среди отчаянных парней, и его за это сочли бы таким же отчаянным. Чтобы восполнить его неэффективность в походе, я принял Шовака и Салема, двух погонщиков верблюдов из племени шерарат, и Абд эль Рахмана, беглого раба из Рияда.
Из старой охраны я дал отпуск Мохаммеду и Али. Они устали после приключений со взрывом поездов и, как и их верблюды, нуждались в тихом пастбище. Таким образом, Ахмед неизбежно остался за главного. Его безжалостная энергия заслуживала повышения, но такой очевидный выбор, как всегда, не имел успеха. Он использовал свою власть для подавления других; и это был его последний поход со мной. Я взял Креима, для заботы о верблюдах; и Рахейля, похотливого, самодовольного парня из племени хауран, для которого лишняя нагрузка была только полезна — она держала его в рамках. Матар, прихлебатель из бени-хассан, примкнул к нам. Его толстые ягодицы крестьянина заняли все седло верблюда и такую же большую долю — в грубых или непристойных шутках, которые помогали моим охранникам скоротать время в походе. Мы могли вступить на территорию бени-хассан, где он пользовался некоторым влиянием. Его беззастенчивая жадность давала нам гарантию, что мы можем в нем быть уверены, пока его ожидания не угаснут.