Наш отряд рассеялся. Вуд остался позади, и мои люди, свежие и занятые сосредоточением индийцев в одном месте, потеряли связь с ним. И вот он остался один с Торном; они пропустили поворот на восток среди тьмы, заполнявшей глубь горловины Итма ночью, когда луна не стояла прямо над головой. Они вышли на главный путь к Гувейре и ехали часами; но наконец решили ждать дня в боковой долине. Оба были в этой местности впервые и не были уверены в арабах, поэтому дежурили по очереди. Мы догадались, что случилось, когда их не оказалось на полуночном привале, и перед рассветом Ахмед, Азиз и Абд эль Рахман вернулись назад с приказом прочесать три или четыре доступных дороги и привести пропавшую пару в Рамм.
Я остался с Ллойдом и основными силами в качестве проводника по извилистым уступам розового песчаника и зеленым от тамариска долинам в Рамм. Воздух и свет были так чудесны, что мы скитались, нисколько не думая о завтрашнем дне. И разве не было со мной Ллойда, чтобы можно было поговорить? Мир казался весьма хорош. Слабый дождь прошлого вечера перемешал землю и небо в этот облачный день. Цвета скал, деревьев и земли были такими чистыми, такими живыми, что мы хотели по-настоящему прикоснуться к ним, и тосковали из-за своей неспособности унести что-нибудь из этого с собой. Мы были переполнены покоем. Индийцы оказались плохими наездниками на верблюдах, в то время как Фаррадж и Дауд, оправдываясь новой формой седельной болезни, именуемой ими «юсуфовской», шли пешком милю за милей.
Мы наконец, вступили в Рамм, когда малиновый закат горел на его ступенчатых скалах и неровных лестницах, в огненном сиянии вдоль обрамленной стенами дороги. Вуд и Торн были уже там, в амфитеатре песчаника у источников. Вуд был болен и лежал там, где был мой старый лагерь. Абд эль Рахман настиг их до полуночи и убедил следовать за собой, с большим трудом, так как от их немногих египетских слов было мало толку по сравнению с его жеваным аридским диалектом ховейтатского наречия. Он срезал путь через холмы по трудной дороге, к их большому неудобству.
Вуд от голода, жары и беспокойства был зол до того, что отказался от местной стряпни, которую Абд эль Рахман предложил им на обед в палатке. Он начал думать, что никогда больше нас не увидит, и не был рад, когда мы оказались во власти трепета, которым Рамм наполнял всякого входившего, и не проявили глубокого сочувствия его страданиям. На самом деле мы просто посмотрели на него и сказали: «Да, да», и оставили его лежать там, пока бродили вокруг, перешептываясь о чудесах этого места. К счастью, Ахмед и Торн больше были озабочены пищей; и за ужином дружеские отношения были восстановлены.