Мы напрягли уши. Через черную базальтовую оконную раму Али ползли шорохи ночного ветра в увядших пальмах, прерывистые, как шум дождя в Англии по недавно опавшим листьям. Затем плач послышался снова, и снова, и снова, медленно нарастая, пока глубокие волны его вокруг стен не замирали, приглушенные и жалкие. В такие минуты наши люди варили кофе старательнее, а арабы внезапно запевали песню, чтобы заглушить в ушах эти зловещие звуки. Ни один бедуин не собирался ложиться снаружи, чтобы раскрыть эту тайну, и из наших окон мы не видели ничего, кроме струй дождя в промозглом воздухе, проходивших сквозь сияние нашего костра. Поэтому легенда держалась; но будь то волки, шакалы, гиены или охотничьи собаки, их призрачная стража опекала нас лучше, чем это сделало бы оружие.
Вечером, когда мы закрывали ворота, все гости собирались или в моей комнате, или в комнате Али, кофе и рассказы продолжались, пока не кончалась еда, и когда она кончалась, пока не приходил сон. В бурные ночи мы приносили хворост и навоз и зажигали большой костер посреди пола. Вокруг наваливали ковры и седла из овечьих шкур, и при свете огня мы рассказывали о собственных битвах или слушали о традициях посетителей. Скачущее пламя странным образом преследовало наши растрепанные от дыма тени позади, на каменной стене, искажая их по всем впадинам и выступам ее ломаной поверхности. Когда эти истории свершали очередной оборот, наш тесный круг неловко перемещался на другое колено или локоть; тем временем вокруг звякали кофейные чашки, и слуга раздувал голубоватый дым костра, сделав из покрывала амбразуру, чтобы пепел вился и вспыхивал от этого веяния. Пока снова не вступал голос рассказчика, мы слышали капли дождя, которые коротко шипели, падая с каменных балок крыши прямо в огонь.
Наконец небо стало изливаться постоянным дождем, и никто не мог к нам приблизиться. В одиночестве мы узнали все недостатки заточения в таких мрачных древних неотделанных дворцах. Дождевая вода лилась внутрь толстых стен и сквозь щели затекала в комнаты. Мы сооружали покрытия из пальмовых веток, чтобы отгородиться от протекающих полов, расстилали на них фетровые ковры и сворачивались под овечьими шкурами, положив другие ковры поверх себя, как щит от воды. Воздух был ледяным, и мы прятались там, без движения, от тусклого рассвета до наступления темноты, наши умы казались подвешенными в этих массивных стенах, сквозь каждую бойницу которых белым флагом струился дырчатый туман. Прошлое и будущее текло рядом с нами, как река без водоворотов. Мы грезили духом этого места — осадами и пирами, набегами, убийствами, любовными песнями в ночи.