Дорога опускалась в рощу фиговых деревьев, среди узловатых, синих, змеистых ветвей, голых даже тогда, когда вся остальная природа зеленела. Оттуда дорога поворачивала к востоку и долго вилась в долине гребня. Я сошел с нее, взбираясь прямо по скалам. Босиком взбираться было легче — невероятная уверенность на скалах была для меня в новинку; когда подошвы затвердели от упорных тренировок или слишком замерзли, чтобы чувствовать зубцы и царапины. На этом пути я согрелся и к тому же сэкономил время, что было очень ценно, и очень быстро на вершине я нашел ровное место, а затем — последний гребень, возвышающийся над плато.
Этот последний прямой берег с византийскими сооружениями на нем казался самым подходящим для резерва или последней линии обороны Тафиле. По правде говоря, у нас пока что не было резерва, и никто не имел представления, кого или что мы могли бы использовать как резерв; но если бы таковой у нас нашелся, здесь ему было самое место. В этот момент показались личные аджейли Зейда, что скромно прятались во впадине. Чтобы заставить их двинуться с места, требовались слова такой силы, от которых у них чуть косички не расплелись, но наконец я заставил их сидеть на линии горизонта резервного хребта. Их было около двадцати, и на расстоянии они прекрасно смотрелись, совсем как «пункт» приличной армии. Я дал им свою печать в качестве знака и приказал собирать там всех, кто придет, особенно моих ребят с их пушкой.
Когда я шел на север, где был бой, меня встретил Абдулла, направлявшийся к Зейду с известиями. Он израсходовал свои снаряды, потерял пять человек под огнем орудий, и одна автоматическая пушка была разрушена. По его подсчетам, у турок было две пушки. Он собирался поднять Зейда со всеми его людьми и сражаться, так что мне ничего не оставалось добавить к его посланию, и не было никакой тонкости, чтобы позволить моим счастливым повелителям расставить все точки над «i» в их собственном правильном решении.
Он дал мне время изучить поле предстоящего боя. Крошечная равнина была около двух миль шириной, ограничена низкими зелеными хребтами, и имела почти что форму треугольника с моим резервным хребтом в основании. Через него проходила дорога на Керак, углублявшаяся в долину Хезы. Турки расчищали себе путь по этой дороге. Погоня Абдуллы заняла западный, или левый, хребет, который был теперь нашей линией огня.
Снаряды падали на равнину, пока я шел по ней, грубые стебли полыни кололи мои разбитые ноги. Враг бил со слишком далекого расстояния, и снаряды обстреливали хребет настильным огнем, взрываясь позади. Один упал рядом со мной, и я увидел его калибр на горячем колпачке. Пока я шел, они начали сокращать дистанцию, и к тому времени, когда я добрался до хребта, он был весь побит шрапнелью. Очевидно, у турок каким-то образом появился обзор, и, оглядевшись, я увидел, как они взбираются по восточному берегу за провалом дороги на Керак. Скоро они должны были обойти нас с флангов на краю нашего западного хребта.