Эта поверхность холма, закрытая от ветра и открытая солнцу весь день, подтаяла. Под поверхностью снега лежала сырая и грязная земля, и когда Водейха на всем скаку вышла на нее, ноги ее разъехались, и она растянулась плашмя. Теперь на ее хвосте (а я все еще был в седле), мы соскользнули вниз на сто футов. Хвост, видимо, пострадал (под снегом были камни), потому что, выйдя на ровное место, она беспокойно заворчала и замотала им, как скорпион. Потом она поскакала со скоростью десять миль в час по грязной дороге к Рашедийя, скользя и ныряя: а я в ужасе цеплялся за луку седла, боясь упасть и переломать все кости.
Толпа арабов, людей Зейда, прикованных здесь ненастьем на пути к Фейсалу, выбежали, услышав ее громогласное приближение, и закричали от радости, видя такое выдающееся вступление в деревню. Я спросил, что у них нового; они сказали мне, что все хорошо. Тогда я снова сел в седло, последние восемь миль до Тафиле — и я отдал Зейду его письма, деньги и радостно отправился в постель… вторую ночь в безопасности от блох.
Утро застало меня почти ослепленным от снега, но радостным и бодрым. Я искал, чем бы заполнить дни бездействия, прежде чем прибудет еще золото. Наконец я решил лично изучить подступы к Кераку и земли, по которым мы потом будем наступать на Иордан. Я попросил Зейда взять у Мотлога прибывающие двадцать четыре тысячи фунтов и потратить, сколько необходимо, на текущие расходы до моего возвращения.
Зейд рассказал мне, что в Тафиле есть еще один англичанин. Эта новость изумила меня, и я встретился с лейтенантом Киркбрайдом, молодым штабным офицером, который владел арабским языком и был послан Дидсом, чтобы доложить о возможностях разведки на арабском фронте. Это было начало связи, выгодной нам и похвальной для Киркбрайда, молчаливого, выносливого парня, годами мальчишки, но беспощадного в бою; он восемь месяцев общался с арабскими офицерами и был их безмолвным спутником.
Холода прошли, и можно было передвигаться даже на высотах. Мы пересекли вади Хеза и доехали до края долины Иордана, в глубинах которой стоял шум атаки Алленби. Они сказали, что турки еще удерживают Иерихон. Оттуда мы повернули назад в Тафиле, найдя разведку обнадеживающей для нашего будущего. Каждый шаг по нашей дороге навстречу британцам был возможным, и, как правило, легким. Погода была так хороша, что разумно было бы начать сразу же, в надежде быстро закончить.
Зейд выслушал меня холодно. Я увидел рядом с ним Мотлога и ядовито приветствовал его, спросив, какова его доля золота: затем я повторил свою программу дальнейших действий. Заал перебил меня: «Но это потребует больших расходов». «Совсем нет, — ответил я, — наши средства покроют все это с лихвой». Зейд ответил, что у него ничего нет; и, когда я раскрыл рот, пробормотал с заметным стыдом, что потратил все привезенные мной деньги. Я думал, он шутит, но он продолжал: сколько он был должен Диабу, шейху Тафиле: сколько — деревенским жителям: а еще столько-то ховейтат клана джаз: а столько-то бени-сахр.