В Каире, где я провел четыре дня, наши дела были теперь далеки от игры наудачу. Благоволение Алленби отдало нам штаб. У нас были офицеры снабжения, судовой эксперт, артиллерийский эксперт, группа по разведке под руководством Алана Доуни, брата создателя беершебского плана — тот уехал теперь во Францию. Доуни был величайшим подарком для нас от Алленби, ценнее, чем тысячи вьючных верблюдов. В нем, профессиональном офицере, чувствовался класс: даже самый горячий слушатель узнавал в нем собственную горячность. Он обладал проницательным умом, инстинктивно чувствуя особые условия восстания: в то же время военная подготовка обогатила его отношение к этому противоречивому предмету. Он соединил в себе войну и восстание; как я мечтал когда-то в Йенбо, это должен был сделать каждый офицер. Но за три года практики только Доуни добился в этом успеха.
Он не мог принять полное, прямое командование, потому что не знал арабского, и потому что его здоровье было подорвано во Фландрии. У него был дар, редкий среди англичан, создавать лучшее из хорошего. Он был исключительно образованным для армейского офицера и был не лишен воображения. Безупречные манеры позволяли ему заводить друзей среди всех народов и классов общества. Благодаря его обучению мы начали познавать технику сражения там, где довольствовались грубыми и расточительными прикидками. Его чувство уместности перестроило наше положение.
Арабское движение прежде было спектаклем дикарей, располагая такими же малыми средствами, как обязанностями и перспективами. С этих пор Алленби принимал нас в расчет как ощутимую часть своего плана; на нас лежала ответственность — сделать лучше, чем он желал, зная, что неизбежной платой за нашу неудачу будут жизни его солдат, и это уводило нас пугающе далеко от области веселых приключений.
Вместе с Джойсом мы разработали наш тройной план, чтобы поддержать первый удар Алленби. В центре арабские регулярные войска под началом Джаафара будут занимать линию марша к северу от Маана. Джойс с нашими бронемашинами должен проскользнуть к Мудовваре и разрушить рельсы — на этот раз навсегда, потому что теперь мы были готовы отрезать Медину. На севере Мирзук и я присоединимся к Алленби, когда он отступит в Сальт около тридцатого марта. Эта дата давала мне свободное время, и я решил отправиться в Шобек вместе с Зейдом и Насиром.
Была весна, очень приятная после колючей зимы, ее изобилие казалось сном, среди природы, с ее новой свежестью и силой: ибо высоко в горах это время года было наполнено силой, когда резкая прохлада на закате сменяла вялые полудни.