— Здравствуй, Василий Федорович! — услышал он за спиной и остановился. Из-под дождевого укрытия выполз старый пушкарь Гаврило в промокшем насквозь длинном вотоле.
— И ты здравствуй…
— С этим как раз беда, — прокряхтел Гаврило и с хрустом, морщась, выгнул спину. — Все уже второй день кровью гадим!
Сказал и закашлял. Воронцов отметил его зеленое осунувшееся рябоватое лицо и не нашел что сказать. Сплюнув в грязь мокроту, Гаврило вновь молвил:
— Там робяты знать хотят, долго ли мы еще будем грязь месить, иль уже войдем в этот треклятый город? Я его уже видеть не могу, зимой тут едва "хозяйство" себе не отморозил!
— Молчат пока. Неясно. Ребятам передай, что стоять тут будем сколь надо. Ваше дело — из пушек стрелять. Мое — вами командовать. А без нас там, видать, лучше знают.
— Ага, как же, лучше, — пробурчал с обидой в голосе Гаврило. — То ли дело под Казанью было… Каждый день бои, наступления… Тогда государь войско вел, может, в этом дело? Горе-воеводы наши уж и несчастную Кесь[33] взять не могут…
Воронцов промолчал, повел плечом, вновь поглядел в сторону неприступного города.
— Может, воины не те? — продолжал размышлять Гаврило, приправляя сказанное добрым крепким матом. — Был у меня друг, под Казанью пал. Добрыней звали… Тот был воин! Нет таких ныне! Все полегли в татарских степях иль здесь… Новое колено воинов вырастили, а воевать не научили!
— Из Москвы от государя еще один посланник прибыл, Данила Салтыков. Молвят, торопит воевод, мол, ежели в ближайшие дни Кесь не возьмем, воевод государь велит выпороть в Москве…
— Я б поглядел на такое! — крикнул с восторгом Гаврило и разразился своим скрипучим смехом.
"Вот оно, величие", — подумал с горечью Воронцов и двинулся дальше. С тоской подумал он и о своем отце, Федоре Воронцове, близком когда-то советнике молодого государя. Он его плохо помнил, был мальчишкой, когда того казнили по какому-то неясному делу. Но матушка всегда говорила, что отец был деятельный и мудрый. Вроде как помогал митрополиту Макарию и государю державу просвещать да преумножать[34]. Уж неизвестно, насколько то правда, но одно Василий Федорович знал точно — то, что ныне происходит в стране и в войсках, было явно не тем, что пытались создать отец и великий Макарий, сейчас кажущиеся такими далекими, едва не сказочными.
Куда мы идем? Заплутали, заплутали…
Объединенная польско-шведская рать подошла к Вендену двадцать первого октября. Воеводы едва успели выстроить и развернуть войско. Гудели сигнальные рожки, вестовые носились из одного фланга в другой, порой терялись из-за непроглядного тумана.