— Не видно ни зги. Где полк Правой руки? — вглядываясь в белую пелену, поглотившую и войско, и город, говорил Иван Голицын.
— Отправил вестовых, — отвечал стоявший рядом седобородый Василий Сицкий. — Татарскую конницу выставили в перелеске за левым флангом…
Голицын нахмурился, осмысливая услышанное, затем заревел в гневе:
— Куда? Я не велел!
Конь его затанцевал, захрапел, почуяв гнев хозяина.
— Это все Салтыков велел! Обещал доложить государю о нашем бездействии, ежели не исполним, — молвил Сицкий упавшим голосом.
— Щенок! — удерживая коня, кричал Голицын. — Я здесь первый воевода иль кто?
— Здесь уже черт разберет! — проворчал Сицкий.
В тумане перестраивался конный отряд детей боярских и едва не столкнулся со строем стрельцов. С матом и руганью разъехались, уставшие и замерзшие люди были озлоблены и вспыльчивы. В том конном отряде был и Михайло. Один стрелец, самый задиристый, схватил его коня под уздцы, оттолкнул в сторону. Хотел Михайло его достать плетью, и уже едва не замахнулся, но ударить не посмел, увидев, как тяжело на него глядят эти бородатые воины, испытанные в десятках боев и походов, и от одного их взгляда противный холодок начинал бежать по спине. Бросил им в ответ пару колких слов и, послав к черту, поспешил за остальными.
Пока отходили, Михайло все глядел во враждебную мглу тумана, откуда доносились команды на неведомых ему языках, угрожающе ревели чужие рожки. И вдруг все смолкло…
— Здесь они, — проговорил застывший в седле Сицкий. В тишине конь его звонко брякнул сбруей. А тишина тем временем как будто съежилась и понемногу начала таять от тяжелого гула — тысячи копыт били окаменевшую замерзшую землю.
— Откуда они идут? — настороженно проговорил Голицын, привстав в стременах.
— Оттуда, откуда мы их не ждали, — понял Сицкий. — Опрокинули Салтыкова с его татарской конницей… Обошли нас…
— Что? Что? — растерянно проговорил Голицын, не сразу осознав, что нужно дать команду войскам развернуться навстречу противнику.
— Братцы, готовься! — скомандовал старшой в отряде, Михайло и, вздев кверху свою топорную бороду, со звоном выхватил саблю. Из темноты показались несущиеся навстречу всадники. Уже готовились встретить их смелой атакой, но услышали: "Братцы, не бей, свои! Свои!" Замерли в смятении.
Вскоре увидели, что это убегает прочь разбитая татарская конница. Среди отступающих, слепо несущихся вперед через развернутые полки, скакал и горе-воевода Данила Салтыков, потерявший в сумасшедшем беге шлем — впервые в жизни этот юноша, получивший серьезное назначение государя, решил выслужиться. И сам даже не понял, как был разбит. Татары в ужасе кричали что-то наперебой, неслись, ломая строй стрельцов и конницы. Отряд Михайло расступился, давая им дорогу. Михайло со смятением оглядывался на отступающих и осознавал, что и им сейчас придется встретиться с чем-то страшным, сильным, неизведанным. В членах от нарастающего страха появилась противная слабость. Михайло опустил облаченную в шлем голову, шумно выдохнул.