— Стало быть, из-за трусливых воевод я лишился Лиф-ляндии, отдал ее полякам и шведам, а вы говорите мне о Полоцке? — сказал Иоанн с раздражением.
— Государь, — молвил с места седобородый Мстиславский, опершись рукой о резной, сверкающий каменьями посох. — Из Лифляндии без захвата Полоцка поляки не пойдут на Псков и Новгород, не станут они подвергать войско опасности. Потому Баторий появится либо под Смоленском, либо под Полоцком. Надобно сбирать войско и идти под Полоцк. Оттуда можно будет при случае защитить и Смоленск. Я возглавлю поход, ежели на то будет твоя воля. — Он указал посохом на царевича. — Дозволь и сыновьям своим защитить державу твою, войско пойдет за ними и будет яростнее биться с врагом!
Бояре молчали, наблюдая, как яростью возгораются потемневшие очи государя.
— Ты смеешь просить дать тебе главенство над войском, — глухо, сквозь зубы проговорил он, — хотя сам не исполнил моего приказа под Венденом и не взял его! Самовольно отвел войска и дал свершиться позорному поражению!
Последнюю фразу Иоанн визгливо выкрикнул и стукнул посохом о пол. Мстиславский поджав губы, приподнялся с места, поклонился:
— Прости раба твоего, государь, не гневайся на меня. Стар я стал, несдержан в речах своих…
Иоанн еще что-то хотел добавить, но сдержался, отложил посох.
— В Лифляндию отправьте полк Василия Хилкова. Пусть пожжет да пограбит там вдосталь. А ежели Баторий там явится — ему и помогать крепостям стоять против врагов.
— Дозволь я скажу, государь! — сказал вдруг с места царевич. — Ежели ныне не укрепим Полоцк, будет поздно. Для чего мстить ливонцам за прошлое поражение? Надобно встать под Полоцком и отстоять любой ценой сей город!
Притихли вновь бояре, замер на своем месте Иоанн. Взгляд его, устремленный куда-то вперед, казалось, остекленел.
— Государь, дозволь мне возглавить рать! — обернувшись к царю, горячо говорил Иван. — Дай добыть свою победу для нашей державы! Дозволь отомстить Стефану!
Видя, как длинные пальцы Иоанна добела сжали подлокотники кресла, как мелко трясется его седая борода, бояре затаили дыхание, чувствуя надвигающуюся беду. Это видел и Иван и побледнел вмиг, но пристально глядел на отца, ожидая его ответа.
— Думаешь, ты смыслишь в ратном деле более остальных? Более воевод? Более меня? — все так же глядя перед собой, проговорил Иоанн. На лице царевича дернулась щека, он невольно сглотнул, но не отвел взора.
— Не смей говорить мне наперебой, иначе я придушу тебя, сукина сына! — прошипел Иоанн, изо всех сил удерживая своей гнев. Молчали бояре, низили к полу глаза. Что-то заблестело в очах царевича, и он, униженный, отвернулся, силясь сжаться в своем кресле, исчезнуть, дабы пережить этот позор…