Соседи и прочий люд уже столпились у дома Федора Нагого. Иоанн ехал на белом коне впереди поезда, задрав бороду, и толпа, завидев его, бухнулась на колени, зашелестели с подобострастием голоса:
— Государь! Батюшка!
Иоанн спешился, аккуратно вступив на землю. Тут его поддержал вовремя подоспевший Богдашка Вельский, аккуратно взяв под руку. Коня тут же отвели. Дородная баба (видимо, мать будущей невесты) в ярком сарафане и в цветастом платке держала широкое блюдо с караваем, рядом с ней стоял Федор Нагой и два их юных сына. Все поклонились в пояс.
— Великий государь, честь-то какая, — с придыханием говорил Федор Федорович. — Здравствуй!
Иоанн, отламывая пальцами кусочек каравая и макая его в соль, заметил, как в руках хозяйки дрожит блюдо. Задрав бороду и тяжело печатая шаг, царь вошел в дом первым.
Из верхней горницы в щелку закрытых ставен наблюдала за приездом гостей юное девичье личико, накрашенное белилами и румянами, с подведенными сурьмой черными бровями. Юная Мария, с трепетом предвкушавшая грядущие события, заголосила по-детски радостно.
— Приехали, матунька! Приехали! — дергала она за рукав свою старую няньку. Та крестилась, приговаривая что-то, не веря такому счастью — сам государь пожаловал!
Федор Федорович, бледный и промокший насквозь, суетился, рассаживая гостей за богато уставленный стол. Иоанну отвели самое почетное место. Кратко поприветствовав всех поклоном и перекрестившись, Иоанн опустился в кресло, стоявшее во главе стола.
Осенив себя крестами и кланяясь государю, разместилась на лавках свита, Афанасий Нагой уселся по правую руку от государя, словно он был хозяином здесь.
Иоанн, дабы уважить хозяев, откушал несколько блюд, начал жаловать придворных чашами вина, затем велел принести подарки. Сундуки со всевозможной рухлядью несли сюда, и Федор Федорович бледнел все больше, не веря будто, что все это происходит наяву. Слуги вносили и вносили новые блюда, играли приехавшие вместе с государем домрачеи. Но царю было скучно среди этого наигранного веселья — шумные пиры, долгие, насыщенные всевозможными обычаями и порядками, давно не вызывают у него радости. Лениво оглядывая застолье, он вдруг притянул к себе за ворот кафтана Афанасия Нагого и что-то шепнул ему на ухо. Тот вмиг вылетел из-за стола, оббежал вокруг кресла Иоанна и сказал на ухо своему брату, сидевшему по левую руку от царя:
— Жрешь, сидишь! Скорее, невесту веди, ну!
Спохватившись, Федор Федорович стрелой вылетел из светлицы, и вскоре перед затихшими враз гостями появилась Мария. Пряча глаза, она стояла в белом атласном сарафане, вся в серебре и жемчуге. Поклонилась сначала государю, потом гостям, и было видно, как дрожат ее сцепленные руки. Мать и нянька со слезами на глазах притаились за ее спиной, замерли, ждут.