Ольденбаум, сломленный окончательно, закивал, обещая тотчас писать сыну. С тем его и отпустили.
Сын же его не рискнул противиться воле царя, и уже через три дня войско Иоанна заняло Режицу без единого выстрела. Немецкий гарнизон, устрашенный числом войска московитов, гурьбой отправился на службу к царю, и государь щедро жаловал их, теша свое высокомерие.
Так же через две недели сдался и большой город Динабург[22]. Обороной командовал польский воевода Соколинский. Поначалу, узнав о приближении московитов, он думал отсидеться и отбиваться по возможности, ибо от князя Полубенского поступил ясный приказ — стоять насмерть и ослаблять силы царя, дабы кровожадный московит не пошел с походом на Литву. Даже когда он увидел великое войско царя, он все еще, борясь со страхом, велел готовиться к обороне, но выстрелы русских пушек вскоре и его заставили передумать. Он послал двух немцев на переговоры, и те от имени Соколинского обещали сдать город, ежели царь не станет карать его защитников. Иоанн великодушно дал свое согласие и беспрепятственно занял Динабург.
Тем же вечером в замке захваченного города царь праздновал очередную бескровную победу богатым пиром, куда пригласили и сдавшихся ему противников. Царь с наследником восседали во главе стола, облаченные в легкие нарядные кафтаны. Защитники гарнизона, серые от позора и тоски, сидели за одним столом с московскими боярами, разодетыми в шитые золотом и серебром одежды, слушали их чинные разговоры, в коих мало что понимали, и вместе со всеми нехотя поднимали кубки, когда звучали здравницы непобедимому русскому государю. Иоанн был добр — он щедро жаловал командиров гарнизона вином, а после дарил им серебряные кубки и шубы. Едва удерживая в руках подарки, они кланялись государю, смиряясь со своим унижением.
— Государь, — молвил оказавшийся рядом Богдашка Вельский. Иоанн чуть наклонился к нему, слушая.
— В лагере беспорядки. Воеводы, молвят, не велели мирным жителям выезжать с их имуществом. Они там стоят толпой, вопят, воют, ратники их не пускают.
— Вели, дабы исполняли мой наказ и отпустили всех с их рухлядью! — с раздражением велел Иоанн, не терпевший своевольства среди своих подданных.
— Будет исполнено, великий государь, — молвил Богдашка и исчез.
Пир продолжался. Иоанн, выслушав очередную здравницу в свою честь, тяжело откинулся на спинку кресла и вновь изобразил на своем уставшем, изможденном лице великодушную улыбку победителя.