Текебай, не в силах выговорить ни слова, не поднимал глаз от земли.
— Через три дня на той стороне речки начнется, говорят, большой той. Все, кто на ногах в нашем аиле, уйдут на той. Конечно, это будет очень тяжело для тебя, такого никогда до этого нигде не делали. Но только дай согласие, все остальное я улажу сама.
Текебай стоял в замешательстве, сам не зная, дать тут же свое согласие пли воспротивиться замыслам байбиче… В отчаянии он залился слезами.
С прошлой весны Серкебай избегал разбивать свои юрты слишком близко к аилу. Если раньше вокруг его юрты располагалось, самое меньшее, десять — пятнадцать жилищ, то теперь в непосредственном соседстве с ним было каких-нибудь два-три семейства. Женщины приходили в его юрту, чтобы помочь подоить коров и овец, мужчины — присмотреть за скотом. Сделав работу, все расходились по своим юртам, каждому своих домашних дел хватало.
И байбиче ничуть не огорчалась.
— Эй, бай мой, — сказала она однажды мужу, — нет у нас прежнего несметного богатства. То время, когда у нас было много лишнего народу и много лишней суматохи и суеты, верхом на белой верблюдице перевалило за тот черный хребет. Если уж очень рассердят меня, навьючу свое добро на верблюда и перекочую за Койкап, о боже!
Родственники тоже решили оставить в покое почтенную Букен, которая стала избегать лишних людей. Словом, в байских юртах нет прежнего многолюдья.
Но такой тишины, как в тот день, вокруг байских юрт еще никогда не было.
Зуракан тревожила эта мертвая тишина, от нее веяло чем-то недобрым. Казалось, она возникла не только от безлюдья, не только оттого, что спокойно дремали овцы и коровы, ягнята и козлята, расположившиеся вокруг аила. Было бы не так тоскливо, раздайся хоть где-нибудь собачий лай пли плач ребенка.
Оставшись одна в юрте, Зуракан взялась выделывать овечью шкуру. Целый день проработала, забыв об усталости, отвлекая себя песней от щемящей сердце тоски, но чувство одиночества не переставало томить ее, а сердце порой беспричинно колотилось. «Ведь я уверена, что не дрогну, если даже неожиданно набросится леопард, почему же вдруг так тревожно мне сегодня?.. И страх берет? Вроде бы нечего опасаться?! Что со мной?»
Вокруг стояла все та же мертвая тишина. Казалось, не только аил — вся вселенная потонула в бездонной и немотной пропасти. Ой, как страшно одиночество. Только самому ненавистному человеку можно пожелать, чтоб он остался в одиночестве, без друзей, без подруг, с которыми можно было бы пошутить, посмеяться, поговорить по душам.
Еще задолго до полудня Зуракан прикрыла от солнца дымовое отверстие юрты войлочным кругом, чтоб было попрохладнее. Но в наступившей темноте ее обуял такой страх, что она не вытерпела, вышла и откинула круг. Постояла на свежем воздухе, озираясь по сторонам. Куда ни глянь — безлюдье, глухая тишина в аиле…