Тамбера (Сонтани) - страница 10

Мы с сожалением закрываем последнюю страницу романа «Тамбера». С сожалением потому, что успели сродниться с своеобразным ярким укладом жизни далеких островов, полюбили простых тружеников крестьян, свободолюбивых, гордых, преисполненных решимости отстаивать свободу. Но еще долго перед нами будут сиять лагуны, качаться веера пальм и подниматься грозные белые вулканы этого удивительного мира тропиков Утуя Татанга Сонтани.

М. КОЛЕСНИКОВ

Если бы ранним июньским утром 1599 года вы очутились в долине Кубала, что спряталась между холмов на южном склоне горного кряжа Бадера, вас потрясла бы ни с чем не сравнимая красота пробуждающейся ото сна природы. Золотистый свет восходящего солнца постепенно озарял спящие склоны холмов, тесня мглу, которая сползала вниз, цепляясь за кусты и деревья. Скоро он залил всю долину, и тучные травы, колышущиеся от легкого ветерка, заструились, засверкали, соперничая блеском с самим светилом. В утреннюю тишину вдруг ворвалась песня. Ее пел мальчик, стоявший в тени старого, развесистого берингина[2], Мотив песни был незатейлив, но голос юного певца был так звонок, чист и полон такой безыскусной Силы, что казалось, это он оживил все вокруг.

Жители расположенного неподалеку кампунга[3] слышали пение мальчика каждое утро. Они знали, кто поет. В эти минуты никто не тревожил певца. Мальчик был здесь не один, с ним — девочка, она младше его: ему лет двенадцать, а ей едва исполнилось десять.

Мальчик и девочка вели себя не так, как все дети: они словно забыли про игры, забавы, смех. Мальчик пел, а девочка слушала, устремив на него большие серьезные глаза. Но вот песня смолкла. Мальчик, опустившись на землю, прислонился спиной к могучему стволу берингина и задумался, обхватив колени руками. Девочка, не проронив ни слова, стала собирать хворост. Она не боялась заговорить первой, но она знала, что происходит сейчас в душе ее друга, и не хотела мешать ему.

А он сидел, охваченный восторгом перед этой торжественной и величавой картиной пробуждения природы. Впереди, насколько хватал глаз, катило свои темно-синио волны море Банда[4]. С плеском набегали они на берег одна за другой, роняя с гребней белую, как вата, пену. Ленивое неравнодушное море, словно нехотя, давало почувствовать скрытую в нем грозную силу, которой ничего не стоило смести с лица земли крошечный кампунг, приютившийся неподалеку от берега. А на соседнем острове, напротив кампунга, высилась громада горы Апи[5], как будто среди океана присело на корточки исполинское чудовище. Вершину горы венчал золотой ореол, сиянием не уступавший восходящему солнцу. Чудовище, казалось, надменно усмехается, словно говоря: испокон веков я охраняю эти островки, а будет на то моя воля, утоплю их в черной морской пучине;