— Что ты говоришь, мама! Умных, образованных людей не только все уважают при жизни, но их и хоронят с почетом. И после смерти не забывают.
— Да я не об этом говорю, Тамбера, а о твоей душе.
Не хочу я, чтобы она после твоей смерти металась над землей как неприкаянная.
— Ах, мама, что за глупости ты говоришь! Какой будет стыд, если тебя услышит господин ван Спойлт или кто-нибудь другой из голландцев. Надо думать о жизни на земле, а не о душе и смерти. И эту жизнь здесь, на земле, нужно устроить как можно лучше. А для этого надо трудиться и… учиться. Человеческая мысль и труд создали корабли, книги, материю. Ум и труд — вот что изменяет мир. И нечего бояться жизни из-за того, что в ней много зла. Надо с этим злом бороться и уничтожать его. Это все не я придумал. Так говорит ван Спойлт. Так написано в книгах.
— Но, Тамбера…
— Подожди, мама, я еще не все сказал. Господин ван Спойлт говорит, что мы пришли в этот мир, чтобы мыслить и трудиться. Каждый, кто работает, какая бы ни была у него работа, легкая или трудная, заслуживает уважения. Самое постыдное быть лентяем, бездельником, и не нужно огорчаться, если ты вдруг не сумел что-то сделать или в чем-нибудь ошибся, не стоит обращать внимания, если глупые люди посмеялись над тобой. Никакой труд не бывает впустую. Вот почему, мама, я ушел к голландцам. Я хочу многое узнать и понять, чтобы потом всему этому научить мой народ. Я хочу, чтобы лонторцы стали просвещенными, культурными людьми. И если ты все-таки считаешь, что я не прав, так хоть не показывай на людях свое невежество.
Ошеломленная этим безудержным потоком непонятных, мудреных слов, бедная Вубани сидела безмолвно, низко опустив голову. Что она могла ответить сыну, который говорил так, как никто никогда из лонторцев не говорил! Она молчала, утирая слезы, катившиеся по морщинистым щекам. Невыносимый гнет давил ей душу. Меньше двух дней не видела она сына, а как он изменился. Совсем стал чужой…
Наконец вернулся домой Имбата.
Он посмотрел на сына, грозно нахмурившись, и Тамбере сразу вспомнилось: точно так же смотрел на него Отец, когда однажды Веллингтон приходил жаловаться на Тамберу из-за своего сыночка. Нет, пожалуй, взгляд отца тогда был страшнее, сейчас в его глазах нет уже того свирепого блеска.
— Хорош, сынок! — загремел Имбата. — Кто это надоумил тебя пойти работать в крепость, а?
Тамбера промолчал.
— Кто, я спрашиваю? — чуть тише повторил отец, усаживаясь на стул.
Он пристально смотрел в лицо Тамберы, и юноша чувствовал, что не в силах произнести ни звука. Лишь когда Имбата отвернулся, он заговорил: